"Владимир Солоухин. Трава" - читать интересную книгу автора

для глаз. Особенно же они поражают зимой, когда сквозь гигантские зеркальные
ок-на взор окоченевшего от холода зрителя видит перед со-бою всю роскошь
тропиков или знойного юга, увеличенную искусной группировкой растений и
полным артистического вкуса подбором цветов и аксессуаров.
Спрашивается: сколько же тратится Парижем и его ле-тучим чужестранным
населением ежегодно на цветы?
На это точная статистика отвечает следующее.
В хорошие года в Париж ввозится на 30 000 000 фран-ков цветов... Они
все расходятся по рукам, по домам по-ложительно всего Парижа.
Кого вы только не встретите в Париже. Молодую ли девушку, пожилую ли
даму, мужчину ли, ребенка ли - у всех почти увидите всегда цветы или в
руках, или на гру-ди, или в петлице.
Взойдете ли вы в комнату скромного работника или работницы - вы
увидите на окне или в стаканчике цветы. Взойдете ли вы в богатый дом -
увидите их не только всюду расставленными в роскошных вазах, жардиньерках,
но и украшающими обеденные столы, украшающими все гостиные, будуары и даже
лестницы.
Цветы встречают в Париже и новорожденного, прово-жают и покойника.
Цветами украшаются и в театр, на бал, на скачки. Цветами приветствуют
именинника, цве-тами убирают невесту, цветы подносят артистам. Ими украшают
торжественные обеды, ими убирают экипажи, ими убирают могилы. Словом, нет в
Париже события, веселого или печального, где бы их не было...
...Такова роль цветов в Париже, во всей Франции, мож-но сказать, во
всем современном цивилизованном мире"'.
По логике повествования теперь полагалось бы мне опи-сать состояние
цветочной торговли в современной Москве, но хватит ли моего воображения и
скудости моих изо-бразительных средств?
Прежде всего надо сказать, что в отношении к цветам москвичи ни в чем
не уступают остальному цивилизован-ному миру. Точно так же, как и в Париже,
как и везде, у нас цветами и встречают новорожденного и провожают покойника,
приветствуют именинника и убирают невесту, подносят цветы артистам и
украшают ими обеденные (бан-кетные) столы.
Правда, я не встречал лестниц, украшенных цветами. Но когда-то в старом
семиэтажном московском доме по Уланскому переулку, где живет моя сестра
Екатерина Алексеевна, я обнаружил на лестничных поворотах перил некие
излишества, что-то вроде площадок или, скажем, гнезд и поинтересовался,
зачем это, мне сказали, что, бы-вало, здесь стояли цветы. То ли плошки, то
ли вазы с цве-тами. Предполагаю, что плошки. А на самих ступеньках будто бы
лежала ковровая дорожка. Но, по-моему, это вздор. Если на лестнице так
просто стояли цветы в плош-ках, то почему же никто не уносил их в свою
квартиру? А если ковровая дорожка, то почему ее в первые же три дня не
изрезали на отдельные коврики? Или не скатали в рулон и не увезли? И как
могли цветы и дорожка со-четаться с этими немытыми стеклами, накопившими на
себе слой слипшейся пыли в палец толщиной, и с этими мрачными темными
побитыми стенами? И с этим запахом в подъезде (москвичи знают, отчего это
происходит), и с этим лифтом, исцарапанным внутри острым гвоздем?
С такими сомнениями я пришел к одному старожилу этого дома, и он
неожиданно стал меня заверять, что дей-ствительно цветы на лестнице были и
дорожка была, бо-лее того - жильцы будто бы оставляли внизу в подъезде
галоши и зонтики.