"Иван Солоневич. Диктатура сволочи" - читать интересную книгу автора

национализировать. Национализируют и ее.
Национализация крупной промышленности, сама по себе, еще ничего не
означает. Ибо национализировать можно: а) для хозяйственных целей и б) для
политических целей.
Царское правительство скупало железные дороги, чтобы понижением тарифов
поднять индустриальный рост страны. Было ли это правильно или неправильно -
это уж другой вопрос. Советское правительство национализировало те же
железные дороги, чтобы "ликвидировать капиталистов". Политика Николая
Второго в общем не была социализмом. Политика Эттли - еще не является
социализмом. Но если вы национализируете крупную промышленность для того,
чтобы прекратить "эксплуатацию человека человеком", то, естественно, что на
одной крупной промышленности вы остановиться не можете. Тогда
"социализация", "национализация" и прочие формы бюрократизации народного
хозяйства растут, как снежный ком. Эксплуатация человека человеком
прекращается. Начинается эксплуатация человека бюрократом. Начинается
разращение чудовищной бюрократической опухоли, пронизывающей весь народный
организм. Социалистическая бюрократия достигает мыслимого предела - или
идеала бюрократического распухания; схвачено все, конкуренции больше нет.
Нет ни одной щели, которая была бы предоставлена свободной человеческой
воле. Жизнь замкнута в план, и на страже плана стоят вооруженные архангелы,
охраняющие врата социалистического рая: чтобы никто не сбежал.

Страх
Национал-социалистическая бюрократия Германии ввела в своей стране
"арийские свидетельства". Наивная публицистика заграницы объяснила это
"личным антисемитизмом Гитлера". Приблизительно такое же умное объяснение,
как и то, которое объясняло "ликвидацию кулака, как класса" личными вирусами
Сталина. Глубокомысленные передовые статьи европейских газет, возмущаясь
участью миллиона евреев, отданных на растерзание социалистической бюрократии
Германии, не заметили другой стороны этих свидетельств: стороны, обращенной
к чисто немецкому населению. А была и эта сторона.
Мой добрый приятель, инженер И., имел в Берлине небольшое предприятие
и, несмотря на русское происхождение, зарабатывал весьма недурно. У него
было ателье по производству рекламных фильмов. Инженер И. звонит мне по
телефону:
"Чтобы их всех чорт побрал: в Москве доставал липы, что мой папаша был
бараном, а моя бабушка - коровой, а теперь что я достану?"
В Москве требовались удостоверения о том, что ваши родители не
принадлежали к классу эксплуататоров человека человеком и в Москве всякий
ваш приятель, имеющий доступ к каковой бы то ни было печати, охотно и быстро
снабжал вас любым удостоверением на любую тему. Но здесь, в Берлине? В
столице страны, прославленной своим Орднунг, да еще для русского эмигранта,
который лишен был какой бы то ни было возможности написать в Москву и
потребовать от правительства СССР официального удостоверения о том, что ни
папы, ни мамы, ни дедушки, ни бабушки никакими евреями не были.
Эмигрантская практика уже имела несколько обходных путей. Во-первых,
при Кенигсбергском университете оказался какой-то русский профессор
генеалогии, который, якобы, вывез из России все шесть томов родословных книг
русского дворянства и за очень скромную мзду давал соответствующие справки.
Эти справки - опять же за скромную мзду - принимались соответствующими