"Иван Солоневич. Диктатура сволочи" - читать интересную книгу автора

тихого грабежа.
В России обстановка сложилась, несколько иначе и грабеж носил несколько
иной характер. Я не знаю - врожденное ли это качество или воспитанное, но
русский человек питает некоторое безразличие к материальным благам жизни. За
последние пятьсот лет страна переживала иностранные нашествия в среднем раз
в пятьдесят лет. После таких нашествий, естественно, возникали явления
инфляции, девальвации, дефляции и прочих таких вещей. В промежутках между
нашествиями случались и другие неприятности, в значительной степени
вызванные перенапряжением всех сил народного организма, например,
гипертрофия правительственного аппарата. Было и крепостное право, которое
ограничивало накопительные тенденции обоих сторон: и мужика, и барина.
Мужику не было никакого смысла копить, пока существует крепостное право, все
равно барин все отберет. А когда оно перестанет существовать, я все равно
все отберу у барина. На такой же точке зрения стояло и дворянство: пока есть
крепостной мужик - можно содрать с него, а после него - все равно потоп!
Вооруженный разбойник отберет у меня всю мою портативную наличность и бросит
меня на произвол судьбы. Вооруженный энтузиаст отберет у меня не только
наличность, но и недвижимость и затем, под угрозой ножа, заставит молиться
своему уродскому богу, а если я стану молиться не очень убедительно -
зарежет и меня без всякого расчета на дальнейшее извлечение из меня какой бы
то ни было прибавочной стоимости. Я не хочу восторгаться Аль-Капоне. Но я
предпочитаю его и Сталину, и Гитлеру - даже и вместе взятым. Вопрос о
выборе между Сталиными Гитлером решается в зависимости от личных и
национальных вкусов.
История русского социализма очень похожа на подвиги тех египетских
коров, которые съели все и не насытились. Сейчас, впрочем, не особенно
благоденствуют и немецкие социалисты. Но у немецких социалистов был все-таки
период материального благоденствия - у советских его никогда не было. В
СССР царствует некоторое равенство нищеты, этакая спартанская дисциплина
завтраков, обедов и ужинов, сапога, штанов и кепок, жилплощади,
распределителей и Лубянок - равенство общего бесправия и всеобщей нищеты.
Верхи - сыты, низы - вечно голодны, "среднее сословие" качается между
сытостью и недоеданием.
В русском коммунизме больше напора. В немецком - больше расчета. В
немецком - больше воровства, в русском - больше расстрелов. Думаю, что для
писателя-психолога, вот, вроде Достоевского, русский коммунист безмерно
интереснее.
Русский коммунист действовал по египетски-коровьему принципу: сожрал
все, сам остался голодным и привел страну в такое состояние, что даже и
нацистам грабить было нечего. Грабила Германия, как государство: вывозила
хлеб. Но хлеб, как объект личного грабежа, не имел никакой ценности. Для
личного обогащения грабить было нечего. Служба на востоке означала для
германского нациста нечто вроде ссылки. Служба на западе - определенную
привилегию. На востоке было опасно, холодно и голодно. На западе были и
бриллианты, и золото, и картины, и меха, были винные погреба и старинная
мебель, были доллары и акции. На востоке ничего этого не было. Русские
предшественники германских социалистов хозяйничали здесь уже двадцать пять
лет. Все ценности России ушли заграницу для стройки оружия мировой
революции, для оттачивания ножей, устремленных в животы мировой буржуазии.
Но, когда наступила война, выяснилось, что ножи советского производства и