"Иван Солоневич. Диктатура сволочи" - читать интересную книгу автора

формироваться зародыши будущих армий Деникина, Колчака, Юденича, Чайковского
и прочих. "Буржуазия" бросала все и бежала - кто за границу, кто в Белые
армии.
Немецкий проф. Шубарт в своей книге "Европа и душа Востока" скорбно и
иронически пишет: "Когда Наполеон взял Берлин - немцы стали навытяжку,
когда он взял Москву, русские подожгли свою столицу". Лев Толстой в "Войне и
Мире" мельком описывает деревенского лавочника, который вчера бил своих баб
за панические слухи, а сегодня, узнав, что Наполеон действительно
приближается, поджег свой дом со всем своим скарбом и ушел в лес: "решилась
Расея".
Психология вытяжки и поджога сказалась и в двух внутренних завоеваниях:
немцы стали перед Гитлером во фронт, в России загорелся тридцатилетний
пожар. Гитлеру подчинились даже и Гогенцоллерны, в России отказал в
подчинении Ленину даже мужик. В России Гражданская война прошла до
последнего таежного закоулка, нацистам пришлось выдумывать "завоевание
власти", полученной совершенно мирным путем. Окончательные результаты
подсчитывать еще рано.
Германская и русская, раньше и французская революции, проявили
необычайный "динамизм" - тенденцию к мировому утверждению своей идеи.
Историки в этих случаях говорят о "стихии", о "горении", об "энтузиазме" и о
всяких таких само собой понятных вещах. Мне кажется, что во всех этих
"стихиях" основную роль играет все-таки стихия грабежа.
Комиссары французского конвента Францию успели ограбить дочиста.
Комиссары русского политбюро - Россию. Комиссары национал-социализма успели
подобрать к своим рукам и дома, и мужика, и Круппа. В стихийном процессе
этого грабежа более оборотистые энтузиасты успели уже округлить свои
капитальцы и оказались склонными к покою и пищеварению. Они достигли своего
и они резонно полагают, что вместе с ними достигла своих целей и революция.
Их объявляют оппортунистами и отправляют на виселицу (на гильотину или в
подвал). Ибо есть же энтузиасты менее оборотистые или менее удачливые,
которые столь же резонно скажут: "А мы-то за что кровь свою проливали?" - и
станут "углублять революцию".
Всякие революционеры воспитываются в страхе и ненависти и им трудно
представить себе, что где-то есть легкомысленные люди, которые не испытывают
перед ними, революционерами, ни ненависти, ни страха, которые принимают их,
революционеров, не очень всерьез и вовсе не собираются ни судить, ни вешать.
Жадность и страх толкают "стихию" на идейную экспансию в мировых масштабах.
Здесь все перепутывается в один клубок: вооружение толкает на экспансию
и экспансия требует вооружения. Здесь труден первый шаг, дальнейшее идет
автоматически, и, что самое страшное, - неизбежно.
Гитлер и Геринг успели ограбить подданных Третьего Рейха так, что
подданные этого и не заметили. Девяносто миллиардов вложены в орудия.
Девяносто миллиардов вопиют к небесам о процентах. Что случилось бы с
Гитлером и Ко, если быв один прекрасный день удалось созвать мирную
конференцию и подписать некий всеобщий договор о разоружении? Тогда пришлось
бы перековывать орудия - во что именно? Тогда пришлось бы переписать
векселя национал-социалистического государства - но на чье имя? Кто взял бы
на себя оплату этих чудовищных векселей? Кто вернул бы шестидесяти миллионам
вкладчиков их кровные пфеннинги и марки? Только война, и только победная
война, открывала новые Эльдорадо. И только война давала выход из политики