"Иван Солоневич. Диктатура сволочи" - читать интересную книгу автора

дня и Квислингом - завтрашнего, но тогда еще никто не знал, что такое
Квислинг. Обоюдное разочарование наступило довольно скоро, через несколько
месяцев. Но пока что все было очень мило. И за всем этим было что-то
неуловимое, но несомненно знакомое, что-то советское, революционное,
какая-то неуловимая общность человеческого типа, общность духовного "я" у
людей обеих, так ненавидящих друг друга революций. Было все-таки что-то
братское.
Многочисленные ходатаи по делам и безделью, посещавшие красную Москву,
вероятно, помнят две монументальные статуи, украшающие портал Дворца Труда
- Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов. Это - рабочий и
работница, строго выдержанные в идейной стопроцентности коммунистической
программы: искусство в тоталитарных странах призвано не отражать жизнь, а
формулировать идею. Не фантазию художника, а социальный заказ чрезвычайки.
Оно должно куда-то звать. А, при неудаче зова, куда-то волочить. Куда могли
звать или волочить пролетарские Аполлон и Венера, поставленные на страже
советского Дворца Труда?
Московские статуи изображали металлиста и текстильщицу, стилизованных
под советскую власть. Металлист представлял собой то, что в Германии назвали
бы Rassenschande - продукт кровосмесительной связи человека с гориллой. Над
горильем туловищем - мощные стальные челюсти, а над челюстями - узкий
медный лоб. Вся конструкция выражает предельную динамику: ублюдок куда-то
прет. Все размеры мыслительной коробки не оставляют никаких сомнений в том,
что ублюдок и понятия не имеет, куда и зачем ему следует переть. Но страшные
руки готовы кого-то хватать и стальные челюсти - кого-то кусать. В
крохотных глазках выражены поиски классового врага, выражена ненависть ко
всему, что есть в мире неублюдочного. О советской Венере я уж и говорить не
буду: если у ублюдка хватит мужества ее поцеловать - пусть он и целует...
И, вот, другой Дворец Труда - берлинский клуб Арбейтсфронта. И
скульптурное оформление идей Третьего Рейха в этом клубе, на площадях, в
парках... Все несколько у'же, несколько ниже, но, в сущности, все то же
самое: сжатые челюсти, стиснутые кулаки, узкие лбы и готовность куда-то
переть и что-то крушить, - переть и крушить по первому приказу, не
размышляя ни о целях, ни, тем более, о последствиях. Московский ублюдок
помещается в колоссальном здании, какого в Берлине вообще нет, здание было
построено при Екатерине Второй для сиротского дома, берлинский арбейтсфронт
занимает что-то вроде виллы. Русский питекантроп вырос на сале и черноземе,
берлинский - на песках и маргарине. У русского, так сказать, "широкий
размах", берлинский пахнет бухгалтерией. У русского больше силы и ярости, у
берлинского больше ненависти и расчета.
Бронзовая идеализация обеих революций не совсем точно воспроизводит
живых представителей двух братских партий. У живых представителей лбы,
действительно, горильи, - но горильей мускулатуры у них все-таки нет. Это
люди, как общее правило, наследственные обитатели тех учреждений, которые в
царской армии носили название "слабосильной команды" - отбор физически
неполноценных людей. Они вовсе не сильны - эти живые носители власти и
никогда не смогут быть окончательными победителями - это грозило бы
человечеству полным физическим вырождением. Они прорвались к власти и к
крови только случайно, только потому, что мы, нормально скроенные люди
что-то проворонили, прошляпили, прозевали, - по недосмотру всего
нормального человечества. Но, раз прорвавшись, они, действительно, будут