"Федор Сологуб. Помнишь, не забудешь (Сб. "Игра и кара")" - читать интересную книгу автора

известно, - книги, которые пишет Николай Скоромыслин, раскупаются неплохо,
- в обществе о нем иногда говорят, - газеты бранят его с достаточною
свирепостью, - словом, известность несет ему свои дани.
Николаю Алексеевичу, конечно, кажется, что у него мало денег. Никому
из живущих в городах не довольно того, что есть. Николай Алексеевич в этом
не составляет исключения.
А все-таки получает Николай Алексеевич за иной месяц в двадцать раз
больше, чем он получал за то же время в те давние годы, за иной месяц в
тридцать раз больше, а то иногда и в сорок раз. Бывают и еще более удачные
месяцы, но редко.
Когда Николай Алексеевич получит в сорок раз больше, чем прежде
получал за месяц, то часть этих денег откладывается; если в тридцать раз -
концы с концами кое-как сводятся; если только в двадцать, тогда тратятся и
те деньги, которые были отложены в удачливые месяцы. Но в конце концов
денег на все хватает - и на скромный образ жизни, и на книги и картины, и
на заграничные ежегодные поездки, без которых никак нельзя обойтись,
потому что все знакомые за границу ездят и много об этом говорят и потому,
что за границею жить легко, приятно и удобно. Приятнее, чем в России, где
газеты каждый день приносят такие странные, неожиданные новости.


Глава 4


Николай Алексеевич скучающими глазами обвел знакомые,
приятно-привычные предметы своего кабинета. Все здесь было дорого, просто,
прочно и красиво, в строгом скандинавском духе. Преобладал спокойный,
холодный темно-синий цвет.
На громадном письменном столе были расположены в педантичном порядке
бумаги, конверты, чернильницы, карандаши, рамки с портретами, часы, лампа,
подсвечники, вазы с цветами, бронзовые фигурки для надавливания на
разрозненные бумажки и еще какие-то красивые вещицы без определенного
назначения. По стенам стояли шкафы американской системы, набитые книгами в
переплетах и без переплетов, и все эти книги были расставлены строго по
форматам - маленькие повыше, - и в каждом формате по алфавиту.
В углу близ окна стояла очень странная, но дорогая скульптура, -
словно ножом или долотом наспех вырезанная из липового чурбана фигура
неуклюжего, некрасивого, голого увальня, опирающегося на палку и
согнувшего для чего-то толстые, мягкие колени. Но это было не дерево, а
мрамор, и непонятно было, зачем так безжалостно изуродован кусок
прекрасного камня талантливым скульптором. А что скульптор был талантлив,
это было несомненно при первом же взгляде на эту диковинную статую, -
столько в ней было силы и незабываемой выразительности.
В таком же странном роде были и несколько висевших по стенам картин в
гладких серебристо-серого цвета рамах. Краски этих картин были непомерно
ярки, а фигуры написаны были так, что долго надо было всматриваться, чтобы
что-нибудь понять. И все же это были картины, отмеченные печатью
несомненного таланта, сильного, яркого, необузданно-смелого, хотя, к
сожалению, слишком модного. А все модное в искусстве, как и в жизни, имеет
тот прискорбный недостаток, что рано или поздно выходит из моды и