"Всеслав Соло. Переодетые в чужие тела (Мистический роман, фэнтази)" - читать интересную книгу автора

спортивному комплексу, он совсем успокоился и взял себя в руки.
Сегодня предстояло: поиграть несколько партий в большой теннис, "если
выдержу" -- подумал профессор, попариться в финской бане, подумать в
шахматы, прогуляться в лесу и, немного отдохнувши у себя в коттедже --
ринуться снова на автомобиле в Москву.
-- Удачного воскресенья вам, Василий Федорович! -- вежливо улыбнувшись,
сопутственно пожелал профессору высокий и крепкий молодой человек, подавая
ему полотенце.
-- Здравствуй, Миша! -- приветливо похлопав парня по плечу ладошкой,
задумчиво проговорил Василий Федорович. -- Нам активно отдыхать, а тебе
работать!
-- График есть график, и сегодня моя смена, -- бойко и уважительно
отчеканил молодой человек.
-- Ладно. Передал бы свой гр-р-афик, -- шутливо и подвижно заговорил
Аршиинкин-Мертвяк, -- кому-нибудь, да к нам, в университет, на мой
факультет, а? Что скажешь?
-- Василий Федорович! -- словно попросил пощады в игривой интонации
парень. -- Спорт и я -- одна семья! Хочешь кончить дистрофией -- подружись с
философией!
-- С философией, Миша, с философией, -- грустновато заключил профессор.
-- А может, вы к нам, Василий Федорович?
-- Я!?... -- призадумавшись воскликнул Аршиинкин-Мертвяк, и ничего не
отвечая, зашагал по длинному коридору по направлению к большому спортивному
залу.
-- Вы что..., обиделись!? -- раскатисто и громко окликнул профессора
молодой человек, испытывая неловкость от ситуации, но профессор продолжал
удаляться молча, -- Василий Федорович -- я пошутил! -- немного заволновался
парень.
-- Ладно, -- на несколько мгновений остановившись и обернувшись назад,
подкрикнул молодому человеку Аршиинкин-Мертвяк и внезапно взбодрившись,
добавил: -- Так держать, Миша!
И молодой человек облегченно вздохнул в сторону удаляющегося профессора
и о чем-то задумавшись, смотрел ему вслед, пока Василий Федорович не скрылся
с его глаз за дальним углом коридора...

Душою профессор был чувствителен и от этого не всегда успевал
сдерживать ее в собственных сооруженных законах. Он существовал, помимо
социальной логики, еще и в своей, дополнительной, внутренней логике жизни и
потому труднее было ему, чем кому-либо, переносить экстремальные ситуации.
Иной раз не совпадали выводы социума, общества людей, с его пониманием той
или иной ситуации, и тогда радость в душе Аршиинкина-Мертвяка могла
сражаться со своим осуждением, а печаль и беда, возникающая в его окружении,
случалось, разукрашива-лась личным восторгом и одобрением. Отсюда и прослыл
профессор Василий Федорович, среди своих коллег и знакомых, интересным,
неординарным, но с тяжелым характером человеком.
Его ни то чтобы уважали, скорее, не всегда понимали, как он бы того
хотел, и многие просто не знали как себя с ним вести, отсюда и стиль его
отношения с людьми отработался: коротко, по существу, конкретно, а если
удавалось возможным, то и вообще не общаться.
На теннисной площадке большого спортивного зала играли в мячик двое: