"Роман Солнцев. Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции (повесть) " - читать интересную книгу автора

если будут пить, пожалуйста. Они-то, верно, привыкли к мягкой, у них, как
Валентин Петрович слышал, итальянские очистительные фильтры даже в душевой.
Еще и еще стихами великих русских поэтов попотчевать - если уж так,
пожалуйста. В любое время дня и ночи.
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел.
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.
Но самое удивительное было потом: Ченцовы, уже совершенно захмелев,
решили спеть. Игорь поднял и раскинул руки, как дирижер:
- Уважаемые наши соседи, учителя, патриоты... Мы хочем подарок вам
сделать, уважаемые... да... Таня, приготовилась? - И Ченцовы запели:
Пока я шагать умею,
Пока дышать я умею.
Пока я ходить умею,
Я буду идти вперед!
И снег, и ветер,
И звезд ночной полет.
Меня мое сердце
В тревожную даль зовет...
А завершили свой концерт Ченцовы печальной, почему-то вдруг
вспомнившейся им песней (или все же тревога время от времени пробирает их,
как мороз?):
Ты не ве-ейся, черный ворон,
Над мое-ею голово-ой.
Ты добы-ычи не дождесся,
Чер-рный вор-рон, я не тво-ой.
Мария сидела, опустив от стыда голову. Но гости есть гости, не
выгонишь. Да и опасные гости, напрасно Углев с ними связался...

19.

Татьяна своим вопросом про первые годы его работы разбередила память, и
Валентин Петрович однажды стал рыться в старом чемодане.
Когда-то для себя записывал в тетрадку все, что с ним происходило в те
времена. Может быть, в несколько измененном виде. Наверное, лелеял мечту:
сочинит на основе своих почеркушек повесть да и напечатает. Стихи он не
писал, слишком ценил существующие уже на свете гениальные стихи и не желал
изменять им со своими корявыми, неяркими виршами. Попробовал пару раз - и
запретил себе рифмовать. А вот что-то в прозе написать... когда-нибудь...
эта мысль долго его не оставляла. Но потом все-таки забылась.
И вот она, тетрадка в клеенчатой обложке. Что тут?
Было воскресенье. Он сидел на даче ("Сейчас почитаю и в печке сожгу,
как Гоголь!") и листал, перебрасывал желтоватые страницы. "Словарь местной
публики". Надо сказать, среди жителей Сиречи многие прошли, как минимум,
СИЗО, а кое-кто и колонию. Вот часто произносимые в их среде слова:

А.

Абротник - конокрад. Почему? Абратать? Обратать? Ухватить, запеленать,