"Роман Солнцев. Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции (повесть) " - читать интересную книгу автора

- Слушайте, а может, мать ни при чем, а его... снимают? Что вдруг
подобрел? Он тебе холодильник уж год обещает? А я эту комнатку и ждать
перестал...
Углев покачал головой. Вряд ли. Школа в Сиречьском районе все же на
первом месте, за что снимать Шамоху? За то, что криком заменяет обхождение с
учителями? Что процент успеваемости и в самом деле подтасовывает? Но есть
детский хор, есть спортсмены. Нет, Шамоха городу нужен, ему за недочеты
самое большое что могут впаять - вывести из бюро горкома партии, освободив
место для директора железнодорожной школы. Конечно, и такая кара могла
огорчить старика...
Однако на следующий день после его отъезда слух полетел по Сиречи:
снимают, совершенно точно снимают, поехал в областной центр отмываться.
Но там у него вправду мать живет... может, все-таки из-за нее поехал?
- Господи! - воскликнула Дулова, когда в очередной раз собрались в
учительской. На всякий случай она повесила на торчащий объектив телекамеры
свой беретик. - Неужели тут все трусы? Неужели нет мужчин, которые могли бы
пойти против этой серости? Где рыцари прогресса? "Я ль буду в роковое время
позорить гражданина сан", писал кто? Рылеев. "Печально я гляжу на наше
поколенье..." Писал кто?
Да я знаю, что вы знаете... но вы бездействуете!
Углев тогда любил ее. Чуть насмешливо смотрел на восторженную
молоденькую литераторшу, раздумывая, какой она станет лет через десять.
- А что вы предлагаете? - преданно ел ее глазами и Калачевский. - Вы
скажите, мы поймем.
- Его давно надо убрать. Напоите как-нибудь, он любит... и чтобы в
милицию попал. Или письмо напишите какое-нибудь. Про мухлеж с отметками...
про хамство... С папиросой ко мне на урок вваливается: "В нашем районе
писатель Пряхин живет, ну-ка, кто из ваших учеников знает? А-а, никто!
Патриотов надо воспитывать, патриотов!!" Чушь какая-то! Это его родственник!
В районной газете три стишка! Я тут про Дельвига, а он... Смерть тирану!
Калачевский порозовел от смелости.
- Да, да... сейчас самый момент. Надо добивать врага. Пока он слабый.
Упустим момент - снова будем годы шушукаться тут, за шкафом, а в глаза
улыбаться.
- Я не улыбаюсь, - нахмурился Углев, - он не красная девица, чтобы ему
улыбаться. А я вот насчет его матери... может, в самом деле больна?
- Так вы не хотите такое письмо подписывать?
- Наше письмо ничего не решит. У него связи. А главное, кого вы хотите
рекомендовать на его место? Тебя, Костя? Или вас, Эмма?
Калачевский и Дулова испуганно замотали головами.
- Вас, лучше вас! - сказала Эмма. - У вас опыт.
- Я на это место не пойду, - отрезал Углев и вышел из учительской.
Но идея отомстить директору за все унижения и обманы победила: семеро
учителей подписали жалобу, которую отнес в райком бледный как смерть
Калачевский. И слег с температурой, как передали Углеву.
Через два дня вернулся из областного центра Шамоха. То, что он устроил
в школе, автору трудно передать в полной мере - здесь нужно перо Шекспира
или хотя бы красноречие (по телевидению) господина
Радзинского. Прежде всего старик с плохо выбритыми щеками буркнул в
учительской, глядя мимо собравшихся с утра коллег: