"Александр Солженицын. Размышления над Февральской революцией" - читать интересную книгу автора

вот уж - бесхитростно.)
А сам Алексей, несовершеннолетний, и права бы не имел в том году
отречься, как легко сделал Михаил. И Родзянке и думскому Комитету не
оставалось наотрез ничего другого, как поддерживать наследника. А так как
Совет депутатов не был готов к революционной атаке, то монархия бы и
сохранилась, в пределах конституционной реформы. Но береженьем столь
многобереж╕ного сына Николай толкнул монархию упасть.
И права не имел он передавать престол Михаилу, не удостоверясь в его
согласии.
А выше государственных законов: он тем более не имел права на отречение
в час великой национальной опасности.
А ещ╕ выше: он всю жизнь понимал сво╕ царствование как помазанье Божье
так и не сам же мог он сложить его с себя, а только смерть.
Именно потому, что волю монарха подданные должны выполнять
беспрекословно, - ответственность монарха миллионно увеличена по сравнению
со всяким обычным человеком. Е_м_у была вверена эта страна - наследием,
традицией и Богом - и уже поэтому он отвечает за происшедшую революцию
больше всех.
В эти первомартовские дни его главным порывом было - семья! - жена!
сын! Доброму семьянину, пришло ли в голову ему подумать ещ╕ о миллионах
людей, тоже семейных, связанных с ним своей присягою, и миллионах,
некрикливо утверженных на монархической идее?
Он предпоч╕л - сам устраниться от бремени.
Слабый царь, он предал нас.
Всех нас - на вс╕ последующее.
Побегом Верховного Главнокомандующего из Ставки генерал Алексеев был
возвышен как бы в верховные судьи тому. Он от болезни ещ╕ полусидел за
столом, он был только начальник штаба, - но все военные силы России на
главные дни петроградской революции - а значит вся историческая судьба
российского государства - были покинуты на него одного бесконтрольно,
безответно, безусловно. Оставим ли этому генералу одну военную
объективность? Или признаем, что на его суждения и решения в
неподготовленной роли влияли и общественные симпатии, и личные заблуждения?
Мы видели, как Алексеев через Родзянку втянулся в прямые переговоры с
мятежной столицей и дал убедить себя и сделать себя орудием свержения с
трона (вероятно, в ложной надежде, что так государственная перетряска
пройд╕т всего быстрей и безболезненней для Действующей Армии) - хотя для
военного человека во главе семимиллионной перволинейной армии не мог быть
закрыт другой путь: не склонять главнокомандующих к государеву отречению, а
вызвать Родзянку к себе, а то и по телеграфу продиктовать Петрограду
ультиматум - и даже не возникло бы малой междоусобицы, цензовые круги
присмирели бы тотчас, разве похорохорился бы недолго Совет депутатов, перед
тем как разбежаться. Однако невозместимые двое суток, с полуночи 1 марта,
Алексеев пробыл под обаянием столичного вещуна, искренне веря, что тот
личность и в Петрограде реально у власти, едва ли не президент.
Но какова б ни была доля личной ошибки - одна она не могла бы заслонить
военного долга, да ещ╕ и у всех остальных ведущих генералов. Поздние
монархисты (сами, однако, не поднявшие защитного меча) более всего обвиняют
главнокомандующих, что они обманули и предали доверчивого Государя, пока тот
спал на псковском вокзале. Действительно, кому ж, как не первым генералам,