"Александр Исаевич Солженицын. Желябугские выселки (про войну)" - читать интересную книгу автораскамейка, еще и посредине подпорка-столбик. И на той скамеечке мирно сидят
две старухи - каждая к своей березе притулясь, и у каждой - по кривоватой палке, ошкуренной. У обеих на головах - теплые платки, и одеты в теплое темное. Сидят они хоть и под деревьями, а на березах листочки еще мелкие, так сквозь редкую зелень - обе в свету, в тепле. У левой, что в темно-сером платке, а сама в бушлате, - на ногах никакая не обувь, а самоделка из войлока или какого тряпья. По-сухому, значит. А обглаженного посоха своего верхний конец обхватила всеми пальцами двух рук и таково держит у щеки. У обеих старух такие лица заборозделые, врезаны и запали подбородки от щек, углубились и глаза, как в подъямки, - ни по чему не разобрать, видят они нас или нет. Так и не шевельнулись. Вторая, в цветном платке, тоже посох свой обхватила и так уперла под подбородок. - Здравствуйте, бабушки, - бодро заявляем в два голоса. Нет, не слепые, видели нас на подходе. Не меняя рукоположений, отзываются - мол, здравствуйте. - Вы тут - давнишние жители? В темном платке отвечает: - Да сколько живы - все тут. - А во время войны, когда наши пришли? - Ту-та. - А с какого вы года, мамаша? Старуха подумала: - На'б, осьмсыт пятый мне. На той второй платок сильно-сильно излинял: есть блекло-синее поле, есть блекло-розовое. А надет на ней не бушлат, но из черного вытертого-перевытертого плюша как бы пальтишко. На ногах - не тряпки, ботинки высокие. Отняла посошок от подбородка и отпустила мерно: - С двадцать третьего. Да неужели? - я чуть не вслух. А говорим: "бабушки, мамаша" - на себя-то забываем глядеть, вроде все молодые. Исправляюсь: - Так я на пять лет старше вас. А лицо ее в солнце, и щеки чуть розовеют, нагрелись. В солнце, а не жмурится, оттого ли что глаза внутрь ушли и веки набрякшие. - Что-то ты поличьем не похож, - шевелит она губами. - Мы и в семьдесят не ходим, а полозиим. От разговора нижние зубы ее приоткрываются - а их-то и нет, два желтых отдельных торчат. - Да я тоже кой-чего повидал, - говорю. А вроде - и виноват перед ней. Губы ее, с розовинкой сейчас и они, добро улыбаются: - Ну дай тебе Господь еще подальше пожить. - А как вас зовут? С пришипетом: - Искитея. И сердце во мне - упало: - А по отчеству? |
|
|