"Александр Исаевич Солженицын. Желябугские выселки (про войну)" - читать интересную книгу автора

санинструктору, с болячкой) - маленьким-маленьким осколочком, но в самое
сердце. Тот двухлопастный овражек и лесок очень сохранились - по форме, да и
по виду: ежегодная пахота не дала древесной поросли вырваться наружу из
овражка.
Но что стало с урочищем Крутой Верх! Был он - версты на три длины,
метров на пятьдесят глубины - слегка извилистый, как уверенная в себе река,
- и так проходящий по местности, что как раз и давал нам просторный, удобный
и от наземных наблюдателей вовсе скрытый подъезд к самой передовой. Так что
пешее, конное, тележное движение шло тут и весь день не прячась, а ночами -
и грузовики со снарядами, снабжением, а к утру уходили в тыл или врывались
носами в откосы оврага, прикрывались зелеными ветками, сетками. Зев Урочища,
еще завернув, выходил прямо к Неручи - тут и был подготовлен, накопился
прорыв нашей 63й армии, к 12 июля 1943.
Но как же Крутой Верх изменился за полвека! Где та крутизна? где та
глубина? да и та цепкая твердость одерневших склонов и дна? Обмелел, оплыл,
кажется и полысел, и жестких контуров нет - не прежнее грозное ущелье. А -
он! он, родной! Но уж, конечно, ни следа прежних апарелей, землянок.
А за Неручью, на подъеме, шла тогда немецкая укрепленная полоса - да
каково укрепленная! какие непробивные доты, сколько натыкано отдельно врытых
бронеколпаков. И это, незабываемое: разминированный проход, тотчас после
прорыва. Десятки и десятки убитых, наших и тех, наши больше ничком, как
лежали, ползли, немцы больше вопрокидь, как защищались или поднялись убегать
- в позах, искаженных ужасом, обезображенные лица, полуоторванные головы;
немецкий пулеметчик в траншее, убитый прямо за пулеметом, так и держится. И
местами - там, здесь- еще груды, груды обожженного металла: танки, самоходки
- с красным опалением, как опаляется живое.
И блиндажи у них не по-нашему, помнишь? Уж как глубоки! И где-то там,
под десятью накатами, - окошечко, а за ним - цветочки посажены, и для того
пейзажа вырыт туда еще и узкий колодец. А в блиндажах - какой-то запах
неприятный, как псиный, - оказывается, порошок от насекомых. И - яркие
глянцевые цветные журналы раскиданы, каких не бывало у советских, а в
журналах - где про доблесть и честь, а где - красавицы. Чужой невиданный
мир.
А как, чтоб на день единственный задержать наступление на Орел, бросили
на нас - от зари и до заката - сразу две воздушных армии? Этого не забыть.
Ни на минуты не оставалось небо чистым от немецких самолетов: едва уходила
одна стайка, отбомбясь, - тем же курсом, на тот же круг, уже загуживала
другая. И видим: на участках соседей - то же самое. Непрерывная самолетная
мельница - и так весь день насквозь. А где наши? - в тот день ни одного. От
волны до волны едва успеваешь лишь чуть перебежать, где там разворачиваться.
Все же я рыскал по Сафонову, куда бы станцию уткнуть. Перемежился в хилой
землянке - а там трое связистов только-только открыли коробку американской
колбасы, делят и ссорятся. Тоска! Убежал дальше. Через десяток минут
возвращаюсь - той землянки уже нет, прямое попадание.
Но то - днями позже. А пока - в таком же джипе-козлике, в каком тогда
наезжал на меня комбриг (конструкция за полвека не сильно изменилась), везут
нас в Желябугские Выселки. В таком же джипе, но с твердой крышей, едут глава
районной администрации и глава местной - долг гостеприимства.
Да ни на чем другом в Выселки, наверное бы, и не проехать. Дорога - из
одних рытвин, хорошо, что закаменевшие, давно не было дождя. Не едем, а