"Наталья Соколова. Дезидерата (Странное происшествие в семи визитах)" - читать интересную книгу автора

(Визит седьмой)

Как только Красавица Флора вышла на мокрые камни крыльца, Писатель
заложил на всякий случай крюк в петлю, чтобы больше к нему не вламывались.
Подошел к часам, приоткрыл дверцу.
Внутри никого не было.
Там было пусто.
Спряталась в кухне или в соседней комнате? Но он уже знал в глубине
души, что это не так. И что обманывать себя не нужно, не стоит.
Ушла. Ушла совсем - и больше не вернется. Сомнений нет. Это точно.
Обманула его. Исчезла.
В узком ящике часов пахло чемто затхлым, неприятным - не то
нафталином, не то молью. На дне в углу лежали разбитые, раздавленные очки с
темными стеклами (она, вероятно, наступила на них в темноте).
Неясный блик мерцал в полутьме на медной тарелке неподвижного
маятника, остановившегося много лет назад. Отчего-то смотреть на это было
тоскливо.
В дверь постучали. Писатель подошел и с усилием откинул тяжелый ржавый
крюк, открыл дверь. Появилась - по корзине на каждой руке - старушка,
которая его обслуживала.
- Ах, господи! Уж вы извините, что поздно. - Она быстро и весело
вытирала ноги об обрывок коврика. - Задержалась. Надумала поехать на
да-альний рынок, тот, что у восточных причалов порта, уж очень мне его
нахваливали. - Он пытался избавить ее от тяжелых корзин, но она ловко его
отпихивала. - Говорят, от моста всего полтора квартала, а оказалось,
конечно, все пять, тащилась я ну просто це-елую ве-ечность, - она
попробовала всплеснуть руками, но корзины помешали, - да еще льет как из
ведра, и зачем врать, что телятина задаром, когда...
Продолжая говорить, по-прежнему не расставаясь с корзинами, она
отправилась с ними на кухню.
Писатель еще раз приоткрыл дверцу часов (как будто это мoгло
чем-нибудь помочь). Все тот же затхлый, спертый дух, все те же осколки
дымчатого стекла и обломки растоптанной оправы.
И именно в эту минуту ему почему-то стало ясно, что изобретателя он
больше не увидит. Что Медея больше никогда не отпустит мужа в город.
Ни-ког-да! Она примет свои меры. Нет, это будет не револьвер, не веревки и
даже не наручники...
Все это устарело, несовременно, примитивно, все это в конце концов так
или иначе преодолимо. Нет, Медея двадцатого века пустит в ход аппарат,
использует "лучи воздействия" для того, чтобы погасить светлый разум того,
кто сумел эти лучи открыть.
Она будет держать изобретателя в полубессознательном, сумеречном
состоянии, на грани сна и бодрствования, жизни и смерти, будет выводить его
гулять, кормить, менять грязные рубашки, заботливо лечить от простуды. Но
только не позволит одного - мыслить, творить, быть самим собой. Как жутко!
И неужели невозможно помешать? Нет, нельзя угадать, в каком именно из
маленьких городков страны, в каком именно из похожих чистеньких домиков с
черепичной крышей происходит эта трагедия. Теперь не найти ни ее, ни его -
сколько ни ищи. Безнадёжно.
А ведь оно может длиться оченьочень долго, это медленное убийство.