"Наталья Соколова. Пришедший оттуда" - читать интересную книгу автора

Майка кинулась ко мне несчастная, вся заждавшаяся, даже, кажется,
заплаканная. Шоколадные глаза влажно блестели на ее побледневшем лице.
- Господи! Как долго... Зачем я только все это затеяла? И потихоньку от
стариков. Простить себе не могу. Подумаешь, ямочка, какая важность. Жду,
жду, и мне все кажется: с вами там что-то ужасное делают. Что-то с
Мальчиком... Дай-ка мне его сюда. Ах, Юрка, ты не знаешь, как это хорошо,
что вот мы все трое вместе, просто вместе...
- М?
- Мгм.
- Он же тяжеленный.
- Нет, мне приятно. - Майка засмеялась. - Он такой бархатный... теплый.
И откуда они только такие берутся?
Она вполголоса стала читать стихи.

...Не разучимся мы никогда -
(Хорошо нам живется иль худо) -
Сожалеть об ушедших туда,
Удивляться пришедшим оттуда.

- Чьи это стихи? - спросил я.
- Не знаю. Не помню. Кто-то прочел при мне... - Майка спохватилась: - А
что, собственно, он тебе предлагал, этот частник? Что собирался делать?
Я объяснил.
- Ты с ума сошел! - вскинулась Майка. - Нашему Мальчику другую головку?
Он же вылитый ты. Совершенно твои глаза - такого же мышиного цвета. Я
только хотела немножко подправить, совсем немножко... Но чтобы менять
лицо? Чтоб мой ребенок был не мой, а какой-то чужой красивый ребенок? Ну,
знаешь!
Попался навстречу старичок из гарантийной мастерской. Было странно
видеть его без окошка, в котором ему надлежало сидеть. Он признал меня,
сказал, что Мальчик очень вырос, но особенно интересовался здоровьем тещи,
которую называл: "Ну, вон та приятная гражданочка - та самая". Сообщил
Майке, выпятив грудь, что сражается за новую систему оплаты - чтобы давали
премиальные с учетом срока от одного ремонта до следующего. После частника
он показался мне удивительно, просто на редкость симпатичным, этот
седенький рыцарь ремонтного дела.
- Передайте привет... ну, вон той приятной гражданочке, той самой... -
Старичок зашагал дальше, вытянув шею вперед, как будто неся перед собой
незримый образ своего привычного окошка и высовываясь из него, чтобы
получше разглядеть дома и троллейбусы.
Я все-таки забрал у Майки Мальчика - он был невозможно тяжелый в своей
бархатной шубейке, обернутый парадным атласным одеялом.
Мальчик стал безобразничать - стаскивать с меня очки, что очень любил
делать. (Он вообще проявлял редкие способности к непослушанию и в этом
смысле обещал пойти далеко.) Потом двумя согнутыми пальцами - костяшками
пальцев - крепко и больно ухватил меня за нос и не хотел отпускать.
Наконец угомонился, притих. Маленькие озорные глазки его выпучились, стали
сонными, стеклянными.
Майка просунула холодную руку ко мне в рукав.
- Юр!