"Иван Сергеевич Соколов-Микитов. Детство" - читать интересную книгу автора

знаменитого ученого по хозяйскому нетронутому лесу, вместе сиживали они на
живописных лесных полянах, любуясь величественными соснами, источавшими
смолистый аромат, слушали бесчисленные голоса птиц. Покуривая мужицкую
махорку, знаменитый ученый рассказывал отцу о жизни леса, о природных
богатствах родной страны.
- Все-то, бывало, по лесу ходит, в клеенчатую книжечку пишет, -
рассказывал о профессоре Турском отец. - Остановится над лесным ручьем,
бросит в воду бумажку и на часы смотрит. Или начнет деревья считать. Раз
понадобилось вымерять лесную делянку, подсчитать, сколько выйдет строевого
леса и дров. Вот он ходит, деревья считает, в книжечку пишет. Дай, думаю,
скажу. "Так и так, говорю, Митрофан Кузьмич, считаете вы долго, позвольте, я
на глаз сосчитаю..." Прикинул я глазом делянку, шагами обмерил, еще раз
прикинул. "Столько-то, говорю, выйдет строевой сосны, столько
дровянки-березы". Потом оказалось точь-в-точь, а Турский меня благодарил и
очень удивлялся. "Этакий, говорит, у тебя, братец, верный глаз!" А я ему
шутя отвечаю: "Походите, Митрофан Кузьмич, с мое по лесу, и вы научитесь так
считать!" (Много раз впоследствии приходилось мне удивляться опыту отца, его
поразительному уменью на глаз определить количество и высоту деревьев, число
вершков в отрубе: посмотрит, бывало, как на весы положит.)
Кроме профессора Турского, с которым дружил отец, запросто спавшего на
полу в болотных сапогах, наезжала в Осеки на охоту и важная калужская знать.
Прикатывал на паре орловских крапчатых рысаков калужский полицеймейстер
Трояновский с лихо закрученными усами, наезжал сам губернатор, князь
Голицын. Этому важному сановнику устроил я, говорили, маленькую пакость.
Тогда было мне от роду месяца три. Отец вынес меня показать калужскому
важному начальству. Чадолюбивый сановник взял меня на руки, причмокивая
губами, стал бережно тотошкать, и - видимо, по свойственному мне природному
неуважению ко всяческому важному начальству - от верху до низу я испортил
новенький губернаторский костюм.
Помню разговоры о том, как однажды приезжал охотиться под Калугою сам
великий князь Николай Николаевич, прославившийся громкими кутежами. Долго
рассказывали о том, как великокняжеские егери ловили по деревням красивых
девок и молодух, как жарили княжеские повара куриные котлетки для любимых
кобелей, о том, как калужские губернские дамы, встречая великого князя,
проехавшего верхом незаметно, по ошибке поднесли букет великокняжескому
пьяному повару, ехавшему в великокняжеском экипаже...
Слабые воспоминания о тех, давно минувших временах раннего моего
детства поддерживают немногие оставшиеся после отца письма и старые бумаги.
Говорится в них о вершках и бревнах, о хозяйских рублях и копейках, о том,
как под тяжестью коншинских миллионов трещали привычные шеи смоленских
голодных мужиков.


МАТЬ


В самых отдаленных, теперь уже почти стершихся в моей памяти
впечатлениях детства смутно представляю мать. Я чувствовал теплоту груди,
прикосновения нежных рук, слышал ее ласковый голос. С ощущением света,
звуков и тепла сливались мои первые воспоминания. Еще неотделим я был от