"Ив. Соколов-Микитов. Чижикова лавра" - читать интересную книгу автора

цирках и театрах играли союзные гимны. И всяческий день гнали и гнали с
вокзалов солдат. И сколько было тогда, - ежели повнимательнее пригля-
деться к людям, - тупости, дури и безрассудства.
Думаю я, что в те дни и зародилась моя болезнь.

III

Всего не опишешь. Ездил я по городам всяческим, многих встречал лю-
дей: и не разу не порадовалось мое сердце. Как захолонуло тогда, в номе-
ре, когда товарищ принес белый листок, так и осталось, как в когтях.
Сплю - думаю, ем - думаю, хожу - думаю.
И пришлось отложить нашу свадьбу, потому что потребовали ее отца в
армию, и пришлось ей остаться за хозяйку в семье. Да и у меня прихлынуло
дела, некогда хорошей минуты урвать: приеду, забегу и опять в душный ва-
гон. И точно пролегла между нами тень.
Через год потребовали и меня. Большое это было огорчение в семье, но
примирились: брали у всех. Попал я в пехотный запасный полк, три месяца
гоняли меня с деревянным ружьем, три месяца провалялся на гнилой соломе.
Потом удалось отцу устроить меня к нашему воинскому в писаря.
Стал я сидеть за бумажками, стучать на машинке. После прежней моей
самостоятельной службы показалось мне это тяжеленько, но сам себе гово-
рил: каково другим? Больше всего были мне неприятны товарищи: очень уж
сквалыжный этот писарской люд.
Прослужил я так больше года, а потом приказ: всех кто с образованием,
даже малым, командировать в школы прапорщиков. Тогда этих прапорщиков,
как курица из яиц, высиживали в двадцать один день. Можно сказать, на
убой. И надо признаться, много всякой дряни щеголяло в офицерских пого-
нах. Большое это имело влияние.
Прошел я всю муштру, произвели меня в офицеры. Фотографию я папаше в
город послал, на стенку: все, как следует, - погоны со звездочкой и
школьный значок. А было это как раз в революцию, текло с крыш. Назначили
меня в полк "защищать свободу".
Получил я краткосрочный отпуск для свиданья со своими. Нарочно не из-
вестил, чтобы порадовать больше. Приезжаю на станцию, нанял извозчика
(железная дорога от нашего города более десяти верст). А извозчики наши
с незапамятных пор имеют обычай меряться на кнут, кому везти седока.
Достался мне старичок рыженький, Семен из Ямщины. Повез он меня на своей
таратайке, дорога плохая. Переехали мы мост, шлагбаум, выбрались в наши
поля. Ветер подул весенний, земляной. По дороге ходят грачи, и носы у
них белые, перелетят и опустятся.
- Ну как, Семен, - спрашиваю, - как повстречали свободу?
Сидит он спиною ко мне, в рыжем армячишке, солдатская шапчонка ухас-
тая.
- А чорт ее знает, - говорит. - Знать посадили нового справника!
- Как так исправника? Исправников теперь нет.
- А чорт ее знает!
Спускались мы с горки кустами. Вижу, идут впереди трое в солдатских
шинелях, за плечами сумки. Оглянулися на нас, заприметили, видно, меня,
- и в кусты. Как сдуло.
- Это кто ж такие? - спрашиваю.