"Ив. Соколов-Микитов. Чижикова лавра" - читать интересную книгу автора

лял у них.
Было у старика два сына: одного убили на русском фронте под Варшавою,
другой - уже раненый дважды, сражался против французов.
Вскоре после мира с Россией приезжал он в отпуск, и я познакомился с
ним. Был он какой-то весь серый, точно из подвала, и правое веко его
дергалось непрерывно. Что-то было в нем настороженное, будто прислуши-
вался, и что-то очень недоброе. Заметил я за ним, что ничего-то не дое-
дает и не допивает: в чашке непременно оставит кофе, хоть одну ложечку,
и не доест свой сухарик. Очень это не подходило к немцу, да еще в такое
время, когда питались люди одной картошкой. А со мною он был вежлив и
даже любезен.
Однажды заговорили мы о войне, о том, когда можно ожидать конца. И
вдруг он так резко, точно сорвался с зарубки:
- Э, - война!..
И так-то зло посмотрел на портреты, висевшие у них над диванчиком:
Вильгельм со всеми своими сыновьями. И задергалось у него веко.
Слова простые, а сказал он их с таким выражением, что понял я многое
и поскорее перевел разговор.
Наступали тяжкие дни. Видел я, какие были у них в те дни лица, точно
перед последним часом. И как перед последним часом, нет-нет, и всплывала
надежда. Стояли они тогда под Парижем, и многое писали газеты, а радости
ни у кого я не приметил. Ежедневно проходили мимо нашего городка эшелоны
с русского фронта, выскакивали из поездов солдаты, брали воду и у
всех-то лица серые, закопченные, точно по году просидели в подвалах. И
все были молчаливы и как тот, мой знакомый, все чего-то не успевали до-
делать: то не дождутся воды, то опоздают на поезд. А больше молчали.
И было мне так, как тогда в России: большая к людям жалость.
А в скорости рухнуло.
Видели мы, как началось у них то же, что знали мы про Россию. Было
все очень похоже: также вдруг побежали куда-то люди и те же вырывались
слова. Появились солдаты с фронта, были они встревожены и, как наши,
оборваны, свалявшиеся отросшие бороды их были в земле, и лица под боро-
дами казались серее, и виднее проступала на них черная густая грязь,
страшнее блестели глаза. Заполонили они наш вокзальчик, разбежались по
всему лесу, заходили и к нам. Дрожали у них руки, и рассказывали они о
войне страсти, и, как тогда у нас, вдруг не стало отдельных Иванов и от-
дельных Фрицев, - все катилось, как один, прорвавший запруду, мутный и
серый поток. И необыкновенно много вдруг наползло отовсюду калек и убо-
гих, - безногих, безруких, слепых. Ползали они по дорогам, стояли у вок-
зальных стен, пробивались в вагоны. Точно вдруг вывернула война перед
всеми свой гнусный и синий требух.
Очень нам было в те дни беспокойно. И многие тогда пожалели, что не
убежали в Россию. Опять прекратились наши пайки. И как незваные гости,
отгуливали мы чужое похмелье.
А был то ноябрь. Видели мы и наблюдали, как рушится прежняя крепкая
Германия. Не узнавали людей.
В то время появился в городе сын моего знакомого, солдат. При наступ-
лении на Париж получил он третью рану, ходил с большой забинтованной ру-
кою, посерел больше, и страшнее трепетало его правое веко.
Он собственноручно снял со стены портрет Вильгельма и первый объявил,