"Владимир Соколовский. Уникум Потеряева" - читать интересную книгу автора

и помог вернуть похищенное (милиция даже и разговаривать не стала о такой
мелочевке). Митя принял ее душевно, угостил чаем, поговорил об общих
знакомых: кто где учится, работает, кто женился, как живет, и пр., - и
сказал, что если бы кто-нибудь из его ребят позарился на подобную дрянь, то
он лично поставил бы такого негодяя на нож. И проводил гостью, не сделав
даже попытки ее изнасиловать. И Зоя ушла, унося с собою (не станем
скрывать!) чувство некоторого разочарования.
Правда, через неделю Митя заглянул в музей - но снова не обратил на нее
особенного внимания, а осведомился лишь, много ли сюда ходит народа. Нет,
для киоска здесь выходило место не очень удачное; тогда Рататуй предложил
устроить небольшой складик в темном чулане, где хранились не попавшие на
стенды экспонаты. Их сгрудили в угол, чулан заполнился ящиками, мешками,
коробками. Приезжали дюжие ребятишки, перешвыривали это добро туда-сюда.
Иной раз Зоя и ругалась с ними, отстаивала музейные права, втолковывая
неучам, какое важное место в истории и культуре района занимает помещение,
где они пытаются распоряжаться. Но особенно, конечно, не конфликтовала: куда
же деваться, Митя назначил ей за складские дела такую зарплату, какая и не
снилась любому музейщику!
Дорогой Зоя зашла в промтоварный магазин, чтобы выбрать на подарок
галстук ко дню рождения жениха Васи Бякова. Долго приглядывалась, и все они
ей не нравились: то блеклый цвет, то некрасивый рисунок, то вообще черт-те
что, а не галстук. "Куда смотрит торговая инспекция!" - вздыхала она,
обращаясь к продавщице. Та с готовностью соглашалась. Наконец, преизрядно
намучившись, Зоя выбрала один, заплатила денежки, и грациозно, хотя и
тяжеловато ступая, вышла из промтоварного. Веснушки горели на ее круглой
рожице; она сводила их, начиная с шестого класса, да только бесполезно: как
весна - полыхают рыжим пламенем, хоть заревись! Вообще внешностью своей Зоя
была недовольна. А теперь, когда через два года уже будет в руках диплом
историка - тем более. Такая внешность, как у нее, - рассуждала Зоя, -
подходит только агроному, или геодезисту, или бухгалтеру, или какой-нибудь
выпускнице техникума, колледжа. Но ничто не могло изменить природы, как ни
старалась юная директорша районного музея! Узкие платья, шитые по
специальным заказам в областном центре, по лучшим образцам моды, ползли по
швам, губы, как их ни крась, ни поджимай, висели гроздьями, словно у
негритянки, и походки такой: цуп-цуп-цуп! - не получалось, а только -
топ-топ-топ... Беда! Ну, с языком было более или менее: и в своем вузе
Зоенька Урябьева прислушивалась к грамотной речи, и смотрела телевизор, и
уже не бухала ненароком, словно неученая кулема: "Оюшки, здрастуйте вам!", а
говорила степенно: "Здравствуйце".


БУЛАВА АТАМАНА НАХРОКА

На ступеньках крыльца районного музея сидели трое донельзя грязных
мальчишек. Все серое, пыльное: волосы, рубахи, штаны, только рожицы почище:
видно, сполоснули в плещущем за музеем прудике. У ног их лежал большой,
такой же пыльный камень. Лица ребят лучились счастьем и покоем.
Директор музея юная девушка Зоя Урябьева подошла к ним, поздоровалась и
спросила:
- Вы почему не в школе, юные дарования?