"Владимир Соколовский. Планида" - читать интересную книгу автора

сразу не ухватишь, паразитку, а сидеть-то возле нее... а ну выхватит кто?
Закашляли, засипели обожженные глотки, глаза из орбит вылазят, из ноздрей
каша плывет... Хорошо! Поели, кипяточку попили, и - на чистенькую соломку
завалились. Да больше полсуток и проспали. Фартовая жизнь началась. Если бы
не караулы, так бы и жил. Одна беда - осень на дворе, холодно спать,
хватает! Ну да ладно, корм горячий дают. И кипяток. Правда, поначалу человек
пять за жадность животом поплатились: помимо своего чужое стали отнимать да
съедать - объелись и померли. А не жадничай. Свое ешь. Однако через недельку
выправились все, орлами стали смотреть. А тех, которых уж совсем хворыми
привезли, подсобрали на пятый день, сгрузили на подводу, увезли в сопки.
Залп оттуда бухнул - готово дело. Новых пригнали. Из тюрьмы здешней. Видно,
кого уж поздоровей подбирали - ничего попадались ребята. Поначалу их
настороже встретили - кто такие? - да потом рукой махнули: само собой
разберется. В баню опять повели. Обстригли после бани. На фуфайках номера
краской нарисовали. Ну, отдыхайте теперь. Не успели по местам разойтись -
снова выходи. Высыпали из сараев, построились согласно номерам. Смотрят -
ходят перед строем какие-то господа, с железками, с погонами на кителях -
военные, знать-то, с ними бабы в белах платках. Не по-русски калякают. И
узкоглазые среди них имеются - япошки, видно. Много их крутилось, как на
вокзале выгружались. Ходят вся эта компания перед пленными, лопочет. И
полковник низенький, что их на вокзале встречал, тоже с ними. А офицерик
белобрысый сзади всей этой братии шныряет, злобно так по сторонам глядит:
смотрите у меня, сволочи! Пикните только... Ну, вызывают, правда, по одному,
спрашивают. Только полковник перед тем, как вызвать, с офицериком
переглянется, а тот уж глазами туда или сюда стрельнет. А там пленный стоит,
голову прямо держит, глаза выпучил, - ну-ка, голубчик, иди сюда! Какие
претензии? - Никак нет, вашбродь! Нету претензий. - Пищей довольны? - Так
точно, вашсокбродь, премного благодарим! - А начальством? - Дак начальство -
што ж! Ихнее благородие - как отец родной! - Ну-ну. А отпусти мы тебя
сейчас, - за кого воевать пойдешь: за красную сволочь, или за
веру-царя-отечество? - За веру-царя-отечество, ясное дело, вашсокбродь! -
Ну-ну. А не врешь? Вон глаза-то - бегают! Я тебя насквозь вижу. Посиди еще,
подумай. Походили они так, походили, - ушли. Обратно по сараям всех
разогнали. Где-то уж под утро: бах! бабах! - стреляют. Торкнулись к двери, -
снаружи: не выходи! - кричат. В чем дело? Просидели взаперти полдня. В обед
хлеб с кипятком принесли, - так пока сгружали, разузнали кой-чего.
Оказывается, с соседнего сарая мужики, которых с тюрьмы здешней
пригнали, сговорились с солдатами, прихватили пару пленных поотчаяннее - из
привезенных - да ночью и дали деру: три солдата и семь пленных. Да не так
просто: офицерика белобрысого, конвойного начальника, порешили. Дождались,
когда он пьяный караулы пойдет проверять, - да прямо в глотку штыком и
засадили. Отрядили погоню - да чего там! - поди, угадай их - куда они
дернули.
Сменили конвой. Всю роту. Пригнали на их место японских солдат. С
этими - не больно-то! - табачком не разживешься, - так и норовят штыком
пырнуть. Макаки. Сидит Никифор, переживает. Вот угораздило меня в тот сарай
не попасть! Все одно прицепился бы... Посвистывал бы счас на свободе-то!
Мечтает. А рядом на соломе трясет усами старый солдат Никола Хренов, байки
травит: я, говорит, у япошек второй раз в плену обитаюсь. Я у них ишо в
японскую пленным числился. И такой ведь это, братцы, народ, - дадут им эту