"Владимир Соколовский. На Стратилата" - читать интересную книгу автора

народ заворчал, требуя возмездия, и часть Фуниной гвардии упряталась в
кутузку. А остальные что делали, то и продолжали делать, пока их не замела
армия.
Фуню молва считала хитрым: сам он редко бил, хоть и славился своим
ударом. Больше ходил, посмеивался, и даже казался иногда своим. Пашке
удалось потом, в армии, встречать похожих на него людей.
Теперь Сано улыбался, щурил узкие глазки, склонив голову на плечо:
- Я жду ведь, эй! Когда учился? Год, группа?
Схватил служивого за руку и повел в тень, под тополь. Невысокий,
плотный, широкоплечий. На широком лице - приплюснутый нос, тонкие губы. Он
выслушал Пашку, хлопнул по погону:
- Ясно, ясно! Столяр-плотник, злой электрик. Я вспомнил тебя! В
восемнадцатой комнате жил. Только... ты же, помнится, был чухан. Ну, говори!
Чуханил маленько?
Пашка опустил голову. Нет, чуханом он себя не считал. Чухан - это
человек опустившийся, не следящий за собою, запуганный, униженный, постоянно
настороженный, словно ждущий удара. Такие тоже служили рядом с ним. Черт
знает - было ли это в их природе, или просто парни сломались? Но он-то -
какой же он чухан? Он всегда старался быть чистым, аккуратным,
исполнительным. Только чувствуя опасность - замолкал, съеживался, и редко
оказывал сопротивление. Знал: трепыхнись - и может быть хуже. Усвоено еще со
школы. Другое дело, что такая жизнь: привыкаешь понемногу бояться, а потом
уже всю жизнь глядишься испуганным. В последний армейский год прежний страх
как-то стишился, размылся - начальство доверяло, ставило старшим в наряд, на
правах старика он имел свой голос, и мог уже в компании прочих воинов знатно
отдуплить товарища, неправильно понимающего службу.
- Нет. Я не чухан.
- Та-ак... А где служил-то? В артиллерии, что ли?
- В ракетных.
- И - сержант? Что же ты там делал? - Помолчав, с сомнением: -
Все-таки, мне кажется, ты был чухан... Глянуть бы на твой военный билет.
Пашку вдруг словно ударило изнутри: он встряхнулся, поднял глаза на
Фуню.
- Слушай, Сано - ты чего ко мне пристебался, а? Кто ты такой - мне
допросы устраивать? Я домой еду! К матери, понял? Какое твое дело, где и кем
я служил? Служил, за чужие спины не прятался. Я же про твою службу не
спрашиваю, не суюсь.
"Станет бить, - думал он, - буду дратья, как учили. Он все-таки в
кроссовках, а я в ботинках. На минуту-две попробую вырубить. А сам смоюсь
тем временем".
Однако Сано и не думал драться: он снова добродушно усмехнулся, сунул в
губы сигарету:
- Ла-адно ты... Думаешь, меня на испуг не брали? Все бывало. Забудь.
Значит, оттарабанил? Давай лапу. Откуда ты, говоришь?
- Из Шкарят.
- Мать увидишь... Я тоже, помню, назад ехал - аж трясся весь. В
Забайкалье, в танковых был. Знаешь, какая там тяжелая служба!
Тут распахнулось окно на втором этаже, и толстая училищная бухгалтерша
Алевтина Николаевна крикнула:
- Саша! Дак я отправляю бумагу?