"Владимир Соколовский. Последний сын дождя " - читать интересную книгу автора

лохматая голова, скалясь и визгая, прошлась взглядом по землянке. Федька
отпрянул, но глаза так и не докатились до него - сверкнули, вдруг
остановившись. Вздернутый, вывернутый нос потянул воздух: сначала шумно,
потом все тише и реже; так принюхивается зверь к неясному запаху. Рука с
вытянутым указательным пальцем резко метнулась в угол, и гортанный голос
выкрикнул непонятные Федьке слова. Затем человеческий торс, разметав руки,
снова опустился на землю.
"Куклу зачуял!" - догадался Федька, лесной старатель: опекаемое им
существо показывало на обглоданные собакой кости. Иногда в лес с Сурниным
увязывалась Кукла, никчемная, беспородная сука. Когда-то собак под корень, в
один заезд, извели собачники, осталась только эта сучонка, сразу метнувшаяся
к лесу, только машина с собачьими истребителями показалась на угоре, за
целый километр от деревни. Так и осталась в те времена Кукла единственной
собакой на всю Пихтовку. Весной она убежала из деревни, вернулась через
неделю, а вскоре и ощенилась. Теперь все деревенские псы были потомками
Куклы- и одновременно отцами ее детей. От этого у нее все чаще рождались
уроды... Уставая от однообразия своей жизни, Кукла иногда увязывалась в лес
за Федькой. Он, хоть и не знал от нее никакой пользы, не гнал собаку: варил
ей ворон, постреливал иную мелкую пустую птицу и дичь. Ночи они вдвоем
проводили в землянке: Кукла боялась, нипочем не оставалась на поверхности.
Ночью она иногда вскакивала, прислушивалась к мышам, птицам - к иной жизни,
происходящей наверху, в лесу, рядом с человечьим логовом; тогда Федька
чувствовал присутствие собачьей души, блуждающей во мраке: нежной, свирепой
и истерической.
Сурнин вытащил пулю примерно с десятой попытки, разорвав проволокой
рану, лишаясь чувств от усталости и причиняемой им боли. И наконец плоский,
расплющенный о живые ткани кусочек свинца лег на его ладонь. Сурнин подкинул
его, вздохнул и выбросил из землянки.


4

Теперь рану предстояло обеззаразить. Этого Федька не боялся. Выбравшись
наверх, он запалил костерок и сунул туда небольшой металлический прут.
Примерно через час, одурев вконец от вони паленого прижигаемого мяса, едкого
йодного запаха, от ужасного вида отверстой раны, невыносимого зрелища
корчащегося, мучительно содрогающегося тела, он выполз наружу и распластался
тут же, возле потухающего костра.
Очнулся часа через два, уже затемно. Встрепенулся, сел и спросил себя в
сонной полуодури: что это было? Может, опять сладкий и страшный сон
поблазнил ему возле земляночки, как случалось, бывало, прежде и не раз?
Однако крыша лесного жилища была разметана, а спустившись туда, вниз, Федька
вздрогнул: нет, все правда! Вот он, лежит, никуда от него не денешься,
притащить-то ты его притащил, да не на свою ли погибель, Феденька, садовая
твоя голова?
Федькин гость лежал неподвижно, на боку, подогнув копыта; голова была
запрокинута, рот широко разинут. Видно было, что внутри
полуконя-получеловека вместе с током крови бродит яд, жгучий, смертельный,
пошедший от раны, от слабости после варварской, самодельной операции. Жар,
судороги. Федька налил воды из корчаги во фляжку и склонился над неизвестным