"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

расстрелять. Как я вообще заметил, на войне все кричат, ругаются и грозятся,
вероятно, считая, что в этом и состоят организованность и порядок, а может
быть, иногда и пряча таким образом свой страх. Политрук, воспользовавшись
тем, что майор чем-то отвлекся, тихо сказал:
- У тебя порядок еще ничего. У других хуже. Только ты брось технику
лелеять - на войне технику не берегут.
В этот день я как раз проводил чистку орудий, то есть делал то, чему
меня учили.
Сказал он это мимоходом, но попал в точку. Меня как осенило, что
поистине я нелепо выгляжу с заботами о чистоте и красоте пушек. В мирное
время ежедневное протирание и смазывание оружия - самоцель. Как и многое из
того, что делается в армии, когда она не воюет, нужно лишь для того, чтобы
занять людей, оторванных от нужного дела. Цель армии - война, а миллионные
армии в мирное время - это одна из самых уродливых нелепостей, порожденных
цивилизацией. Для поддержания и укрепления этой нелепости в армии строжайше
смотрят, чтобы солдат не имел ни минуты свободного времени.
На прощание майор дал наставление в том же крикливом и ругательном
тоне:
- Людей распустил. Людей жалеешь. Не смей людей беречь. В морду бей.
Здесь тебе не мирное ученье, а война. Еще раз такое увижу, самого
расстреляю. А немцы твои вот в этом узком секторе - отсюда и досюда, а что
они по сторонам делают - не твое дело.
С тем и уехал.
На следующий день слева от нас атакует пехота. Люди в полный рост идут
по несжатому овсяному полю. Идут неуверенно, и цепь изгибается. Впереди
полная тишина. Немцы молчат и не стреляют. Это усиливает напряженность
картины. Задаю себе вопрос: что я должен делать? Стрелять? Накануне приходил
кто-то из пехотных и просил поддержать их атаку артиллерией, но мои
начальники им отказали. Пока я размышлял, пехота побежала вперед, хотя до
немцев, пожалуй, еще далековато. Доносится слабое: а-а-а. Немцы молчат.
Бегут дальше, потом опять переходят на шаг, видно, запыхались. Немцы
по-прежнему молчат. Какая-то жуткая звенящая тишина, только непрерывно
слышится слабое: а-а-а.
Тишину вдруг разрывает трест пулеметов, но тоже негромкий - далеко. Где
находятся немцы - как следует не видно, порох-то бездымный. Пулеметные и
автоматные очереди слышны в течение нескольких минут, а затем все смолкает и
опять тихо. Опять то же овсяное несжатое поле и никого на нем нет, как и не
было.
Ночью к нам на батарею пришли двое из той расстрелянной пехоты:
помкомвзвода Иванов и с ним солдатик. По словам Иванова, немцы подпустили их
совсем близко, а затем открыли ураганный огонь из десятков автоматов и
пулеметов. Как он считает, их рота уничтожена полностью. Они двое пролежали
целый день в небольшом углублении так близко от немцев, что разговор в
окопах был хорошо слышен. Ночью выползли и наткнулись на нас. Они очень
просили оставить их на батарее. Хотя, как мне говорили, этого делать нельзя,
но я их оставил. Впоследствии Иванов оказался толковым человеком и ценным
помощником. Вообще на войне судьба оставшихся в живых людей из разбитых
соединений незавидна. Она сразу же по возвращении берутся под подозрение, а
иногда и подвергаются репрессиям. Считается, что люди, посланные в мясорубку
войны, возвращаться могут только в составе части и только по приказу. Но