"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

Остальные 99% времени - это формирования, переезды, жизнь на спокойных
участках фронтов, лагеря, лазареты и прочие будни войны. В общем, серое
существование, и для большинства еще более бедное, чем обычная наша жизнь.
Но все же бесцветными все эти годы назвать нельзя. И именно поэтому о них и
сохранилась память.
Я - младший лейтенант запаса, помкомбат, а попросту - взводный, так как
командую огневым взводом трехдюймовой батареи народного ополчения г.
Ленинграда.
Мне тридцать лет. Инженер, главный технолог завода. На войну пошел,
можно сказать, добровольно, то есть не уклонился и не отказался, как
поступали многие, твердо знавшие, что на войну лучше не ходить. В этом
сказался и законопослушный характер, и незнание жизни вне привычного круга,
и просто непривычка думать. Как понял потом, большинство армии и состояло из
таких "добровольцев", то есть людей неинициативных, слабохарактерных,
равнодушных, не умеющих думать и управлять своей судьбой. Люди с твердым
знанием своих интересов и умением их отстоять на войну не шли, и государство
ничего не могло с ними поделать.
Не касаясь здесь поступления в народное ополчение и всяких сумбурных
перебросок в начале войны, начну с прибытия в августе 1941 года на фронт, то
есть на ту последнюю линию, дальше которой идти нельзя - там немцы. Это
четвертый километр шоссе Гатчина - Луга. Я командую огневым взводом
полубатареи. У меня две трехдюймовые пушки, изготовленные, как написано на
медной табличке, на "Казенных Путиловских заводах" в 1902 году. К ним 16
снарядов - по 8 снарядов на орудие. На боку у меня планшет с картой и
какими-то бумажками и пистолет ТТ, но без патронов, выдать их мне никто не
удосужился. Для обслуживания этих пушек в моем распоряжении человек тридцать
солдат, главным образом, студентов первого курса Механического института.
Только ездовые, так как батарея на конной тяге - это пожилые
солдаты-мужички. Их прислали по моей настойчивой просьбе, так как студенты
не только запрягать и править не умели, но боялись крупных жеребцов не
меньше, чем немцев. Студенты совсем мальчики и ничему военному не обучены.
Правда, перед отправкой их учили маршировке, отданию чести и другим
премудростям гарнизонной службы.
Я считаюсь старым воякой, хотя опыта у меня нет. Военные знания,
пожалуй, есть, но как их применить, я не знаю. Лет десять меня почти
ежегодно на два-три месяца призывали на военные сборы. На этих сборах с
завидным постоянством всегда учили одному и тому же, а именно, стрельбе с
закрытых позиций, так называемой пятой задаче. Задача состояла в том, что с
наблюдательного пункта, сделав тригонометрические вычисления и глядя в
бинокль или в стереотрубу, я корректирую огонь батареи, сообщая данные по
телефону. Но сейчас у меня нет бинокля, нет телефона, нет ни с кем связи,
нет обученных солдат, а главное, там, куда я должен стрелять, - в деревне
Пижма - одновременно появляется множество разрывов. Совсем не как на
полигоне, где, кроме разрыва от моего выстрела, нет ничего. Да к тому же я
не знаю, кто в ту деревню стреляет: мы или немцы.
В один из тихих дней появляется начальство: майор Лещенко - командир
дивизиона, крикун и ругатель, а также низенький худощавый политрук батареи
Смирнов. Последний побывал на недавно закончившейся финской войне и набрался
там опыта. Кстати, с прибытием начальства подвезли и немного снарядов.
Походили, посмотрели. Майор для порядка покричал, погрозился и пообещал меня