"Борис Соколов. В плену" - читать интересную книгу автора

Но вот, наконец, и лагерь. До него не больше километра. Он чернеет
впереди, в сумраке огромных деревьев. Сейчас главная забота, где
переночевать? Поздно, темно, все переполнено, а в темноте и никого знакомых
не найдешь. Хожу под дождем от помещения к помещению. Лишь пообещав хорошо
заплатить, попадаю в дощатую палатку.
Посередине ярко пылает костер. Но дыма нет - он уходит в отверстие в
крыше. У костра, тесно прижавшись друг к другу, сидят люди. По
раскрасневшимся, вернее бурым, обветренным и немытым лицам бегут отблески
огня. Позади лежат и сидят на нарах еще. Там в темноте лиц не разобрать,
видны только белки глаз. Все глаза вопросительно и настороженно устремлены
на меня: не обману ли? А может быть и просто естественный безмолвный вопрос
"кто такой?".
Развязываю мешок и передаю сидящим поблизости свою дневную добычу пару
свекол, несколько картофелин и размокший ломоть хлеба. На такое количество
людей этого мало, но чувствую, что они благодарны и за это. Спокойно и не
ссорясь, делят, кажется, не на всех. Мне освобождают у огня место и место на
нарах. Наступает полное блаженство. С меня снимают шинель и обмотки и сушат
их. Кто-то сушит и чистит внутри мои ботинки и показывает, сколько он
выскреб оттуда песку. Тепло, светло, уютно. Словно и нет вокруг холода,
дождя, войны. Отношение радушное. Все кажутся приятными и добрыми людьми.
Вот такие бывают в жизни светлые мгновения. Но, увы, это только короткие
мгновения. Ложусь на нары, о чем-то разговариваю с соседями и незаметно
засыпаю.
Утром после ранней поверки, не дожидаясь дележа хлеба, спешу к воротам.
Здесь уже выкликают номера. Кричат и мой. С ответным криком "Здесь!"
продираюсь сквозь густую толпу к воротам. Взятых на работу капля по
отношению к морю остающихся.
Становлюсь в свою команду, которую конвойный немец и русский мужик из
поселка, по фамилии Елагин, ведут на работы. В поселке Саласпилс по одному,
иногда по два, отделяются те, которые уже работают у крестьян. Нас троих
Елагин заводит в проулок, где сложены строительные материалы. Вот так в
самое, пожалуй, трудное время судьба послала меня к Бланкенбургу.
Сразу приступаем к работе по постройке дома. Строит дом для
Бланкенбурга латыш Краузе. Мы трое у него подсобная сила, чернорабочие.
Один - это Гриша, коренастый медлительный двадцатилетний украинец, по армии
старший сержант, помкомвзвода. Второй - румяный веселый парень, имени
которого я не помню. Третий - я.
Краузе - высокий, немолодой краснолицый человек, постоянно всем
недовольный. Сейчас он недоволен нами. По его словам, мы и глупы, и ленивы,
и большевики. Молча принимаем на себя все эпитеты, которыми Краузе угодно
нас одарить.
Я готовлю дерево-бетон, то есть засыпаю в огромное дощатое корыто
несколько бочек опилок, бочку гравия и половину бочки извести. Окончательно
сам Краузе опрокидывает ведро цемента; цемент мне не доверяется. Затем я
должен очень быстро и основательно эту смесь перелопатить, поливая ее водой.
Готовую смесь ведрами носим на постройку и трамбуем в опалубку, прибитую к
каркасу дома. Все быстро-быстро, давай-давай. Никаких остановок и перекуров
не полагается. Курить, кстати говоря, все равно нечего, кроме нескольких
окурков от сигарет, подобранных по дороге. Но это на вечер и, вероятно,
войдет в состав платы за ночлег. Наконец перерыв на обед. Наломались