"Леонид Сергеевич Соболев. Экзамен" - читать интересную книгу автора

Однако, будучи человеком веселим и любопытствующим, он с удовольствием
засиживался в кают-компании, слушая жестокие драки Белосельского со старшим
механиком, и, по приверженности к чистому спорту, становился для оживления
разговора на точку зрения Белосельского.
- Люблю решительность, - сказал он раз Луковскому. - Роскошный мужчина!
Опять же - как долбает, как долбает! Красота... Я чего-нибудь выкину,
Петрович, чтоб он и на меня кинулся, ей-богу! Давно меня начальство не
долбало, отвык, а люблю хороший фитиль - жить как-то интереснее...
Штурман, кроме Луковского, казался Белосельскому единственным из
комсостава, на кого можно было опереться. Он был из недоучившихся
гардемаринов, и в нем не было еще того особенного, офицерского духа, который
Белосельский чуял и в командире, и в старшем механике, и в артиллеристе.
Кроме того, несмотря на вечный балаган, несмотря на быстро прилипшее к нему
этакое, "чисто жоресовское", пренебрежение к дисциплине, он был очень
неплохим штурманом и дело свое, по молодости лёт, еще не успел разлюбить.
Вот и сейчас, сидя на поручнях в позе, которая ему казалась остроумной и
должна была выражать презрительную беззаботность ("Подумаешь - плавание!
Лужская губа - Кронштадт, маршрут номер пять, Калинкин мост, плата три
копейки!.."), он, не меняя позы, незаметно и очень зорко прицеливался через
пеленгатор на сияющую точку Морского собора. Мины кругом фарватера стояли
еще на местах.
- "И женщины с мужчинами идут в каб-бак..." Уважаемый товарищ кормчий,
отсуньте-ка ваше плечико вправо, - сказал он рулевому и, чтобы не спускаться
со своей площадки, всмотрелся в путевой компас через бинокль. - Благодарю
вас, дышите свободно... И не откажите, трясця вашей бабушке, точнее держать
на румбе! Сто девять с половиной, курс девять!
- Я ж так и держу, - ответил рулевой, но тотчас поспешно завертел
штурвалом: курсовая черта стояла против ста четырех с половиной. - Есть сто
девять с половиной!
- Так держать, - сказал штурман и потом покосился на Вахраткина,
сморщившись и почесывая в затылке. - Иван Андреич! Рассказ ваш превосходен и
очень, оч-чень мило спет... но, смею заметить, трепотня на мостике не
располагает к точности курса. А слева - шарики, и я взрываться не хочу. А
вы?
"Молодец", - подумал Белосельский. Собственно, этот клуб на мостике
должен был прекратить он сам, но после неудачи со шлюпкой ему казалось, что
каждое его слово будет принято иронически.
Он собрал в себе мужество и выглянул из-за штурманского стола.
- Товарищ вахтенный начальник, примите замечание, вы не следите за
точностью курса, - сказал он и сам почувствовал, как резко прозвучала его
сухая интонация, так не совпадающая с домашностью обстановки на мостике.
Любский откинулся от телеграфа, комически развел руками и посмотрел на
комиссара - мол, не пойму, кто же здесь начальство: вы или он? В этом как бы
добродушном жесте было столько презрения, что у Белосельского внезапно
поплыло в глазах.
- Я не слышу ответа, товарищ командир! - повысил он голос.
Штурман любопытствующе свесил голову вниз. Комиссар дипломатично пошел
к трапу.
Артиллерист, не сдаваясь, пожал плечами:
- А не знаю, что мне, в сущности, отвечать... Странно...