"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

летом", а потом как бы неожиданно для себя очутиться перед фактом
невозможности попасть к экзаменам в Ленинград и - ну раз уж так вышло! -
волей-неволей идти в мореходку в самом Владивостоке... Тогда получилось бы
так, будто профессию торгового моряка он выбрал не сам, а принудили его к
тому обстоятельства. Иначе говоря, Алеша старался сделать то, что делают
очень многие люди: избежать необходимости самому решать серьезнейший вопрос
и свалить решение на других. Поэтому-то он и молчал, не зная, что ответить,
так как ему приходилось либо откровенно сознаться в своем тайном и нечестном
замысле, либо солгать.
И он собрался уже сказать, что-нибудь вроде того, что он-де недодумал,
что Петр Ильич, мол, совершенно прав, - словом, как говорится, замять
разговор и отвести его подальше от опасной темы. Но опущенный к земле взгляд
его опять заметил, как распрямляется трава, отклоняемая ногами Ершова,
закрывая следы, и сердце снова невольно сжалось тоскливым и тревожным
чувством, что вот-вот следы эти исчезнут и он останется один на один с
собою, а разговор этот нельзя уже будет ни продолжить, ни возобновить целый
долгий год. И ему стало безмерно стыдно, что драгоценные последние минуты он
готов оскорбить фальшью или ложью... Нет уж, с кем, с кем, а с Петром
Ильичем надо начистоту, без всяких уверток...
Одним широким шагом Алеша решительно нагнал Ершова и взглянул ему прямо
в лицо.
- Петр Ильич, да как же я "Дежнева" после такого похода брошу? -
воскликнул он в каком-то отчаянии откровенности. - Я еще ни океана не видел,
ни одной мили не прошел, а о крейсере и думать перестал. Что же там будет?
Ну ладно, предположим, на "Дежневе" решу, что все-таки надо идти в училище
Фрунзе. Так ведь, Петр Ильич, я же не маленький и отлично понимаю, что к
экзаменам никак не поспею. Это же факт: хорошо, если к сентябрю вернемся!
Значит, год я теряю. А что я этот год стану делать? Дома сидеть? Или опять
на "Дежневе" плавать? А зачем, если решил на военный флот идти? Так, для
развлечения, потому что время есть? Нет, Петр Ильич, я верно говорю: раз
"Дежнев" - значит, на всю жизнь. Да вы и сами это понимаете... Вот я и
решил, честное слово, решил: иду в мореходку - и очень доволен, что именно
так решил, все правильно! Вот только внутри что-то держит, не пускает. То
есть не что-то, а чувство долга, я уже сказал... И так мне трудно, Петр
Ильич, так трудно, и никто мне помочь не сможет, кроме меня самого... А что
я сам могу?..
Он махнул рукой и замолчал. Ершов тоже помолчал, разжег потухшую
трубку, потом серьезно заговорил, взглядывая иногда на Алешу, который шел
рядом, снова опустив голову:
- Вот ты сказал - долг. Попробуем разобраться. Долг - это то, что
человек должен делать, к чему его обязывает общественная мораль или
собственное сознание Воинский долг - это обязанность гражданина ценой
собственной жизни с оружием в руках защищать свое общество, свою страну. У
нас и в Конституции сказано, что это священная обязанность. От этой
священной обязанности ты никак не уклоняешься, если идешь на торговый флот.
Ты и сам знаешь, что там тебя обучат чему нужно и сделают командиром запаса
военно-морского флота, а во время войны, если понадобится, поставят на
мостик военного корабля. Выходит, что ты своему воинскому долгу ничем не
изменяешь. Тебе и самому, конечно, это ясно, и говоришь ты, видимо, совсем о
другом долге. Не о долге советского гражданина, а о своем, личном, к