"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

Все складывалось как нельзя лучше: конечно, вести серьезный разговор в
присутствии словоохотливого Феди было трудно. Но, отойдя от машины, когда
ничто уже не мешало, Алеша продолжал молчать. Молчал и Петр Ильич,
неторопливо набивая на ходу трубку, и все вокруг было так тихо, что шорох
травы под ногами или треск колючки, попавшей под каблук, казались неуместно
громкими. Алеша даже поймал себя на том, что ему хочется идти на цыпочках.
Удивительный покой стоял над вечерней степью Пустое, без облаков, небо,
до какой-то легкости, почти звонкости высушенное долгим дневным зноем, еще
сохраняло в вершине своего купола яркую синеву, но ближе к закатной стороне
все более бледнело, желтело и наконец становилось странно бесцветным.
Казалось, будто там солнце по-прежнему продолжало выжигать вокруг себя все
краски, хотя лучи его, нежаркие, вовсе утерявшие силу, даже не ощущались
кожей лица. Теплый воздух был совершенно недвижен, и подымающийся от
разогретой земли слабый запах высохших по-июньски трав явственно ощущался в
нем, горьковатый и печальный.
От этого запаха, от уходящего солнца, от медленного молчаливого шага
Алешу охватило грустное и томительное чувство, предвестие близкой разлуки.
Ему уже не думалось ни об океане, ни о "Дежневе", ни о сказочном походе
вокруг света, ни даже о том, что сейчас в разговоре с Ершовым надо решить
свою судьбу. Он шел, опустив глаза, следя, как распрямляется желтая, упругая
в своей сухости трава, отклоняемая ногами Ершова, и ему казалось, что
вот-вот ноги эти исчезнут где-то впереди и след их закроется вставшей
травой, а он останется один, совсем один во всей громадной, пустынной,
нескончаемой степи, в которой совершенно неизвестно, куда идти, как
неизвестно ему было, куда идти в жизни, такой же громадной, нескончаемо
раскинувшейся во все стороны.
С такой силой Алеша, пожалуй, впервые почувствовал горькую тяжесть
разлуки. Сколько раз прощался он осенью с отцом и матерью, но мысль об
одиночестве никогда еще не приходила ему в голову. Он мог скучать по ним,
даже тосковать, но вот это чувство - один в жизни - до сих пор было ему
совершенно неизвестно. Вдруг столкнувшись с ним, он даже как-то растерялся.
Оно оказалось таким неожиданно страшным, наполнило его такой тоскливой
тревогой, что он попытался успокоить себя. Ведь ничего особенного не
происходит: ну, уедет Петр Ильич - останутся мать и отец, которых он любит,
с которыми дружит, останется Васька Глухов, приятели в школе... Но тут же
его поразила очень ясная мысль, что никому из этих людей он никогда не смог
бы признаться в том, в чем готов был сейчас открыться Ершову, и что никто из
них не сможет ответить ему так, как, несомненно, ответит Петр Ильич...
Вместе с ним из жизни Алеши исчезало что-то спасительное, облегчающее, без
чего будет невыносимо трудно. Уедет Петр Ильич, и он останется один.
Совершенно один. И это как раз тогда, когда надо всерьез начинать жить...
А как жить... Кем?.. Может быть, эта новая мысль о техникуме -
ерундовая, ошибочная мысль, и вызвана она только жадным, бешеным желанием не
пропустить возможности пошататься по океанам? Ведь почему-нибудь ноет же у
него сердце, когда он думает о севастопольских кораблях, о серо-голубой
броне и стройных стволах орудий, да как еще ноет! Может быть, сама судьба
послала ему это испытание, чтобы проверить, способен ли он быть стойким,
убежденным в своих решениях командиром, человеком сильной воли, умеющим
вести свою линию, а он... Где у него там воля! Ему скоро шестнадцать лет, а
он ничего еще не решил. Все ждет, что кто-то или что-то ему подскажет,