"Леонид Сергеевич Соболев. Зеленый луч (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Чтобы все понятно, этого не бывало, - улыбнулся отец, - а кой о чем
догадываться случалось... Только, конечно, не вдруг.
- Нет, именно вдруг, - упрямо повторил Алеша, - именно вдруг...
Мучился-мучился человек, думал-думал, колебался, не знал, как решить... И
вдруг - раз! - и открылось... И оказывается, все очень просто... А главное -
ясно! Так ясно, так легко, что прямо кричать хочется! - И он в самом деле
закричал звонко и счастливо.
Конь под ним шарахнулся, и Сергей Петрович, сдерживая своего,
засмеялся, любуясь сыном: такое откровенное счастье было на его загорелом
лице, так блестели глаза и такая решимость была во всем его тонком и
хрупком, еще не сложившемся теле, наклонившемся в седле, что казалось, дай
только волю - и ударит Алеша коня и умчится к видимой ему одному далекой и
прекрасной цели, только что открывшейся для него, не понимая, что цель эта -
просто юношеская мечта, привидевшаяся в горячке воображения, мираж, который
растает в воздухе, едва заведет человека в пустыню, где тот долго будет
оглядываться и искать, что же так прекрасно и сильно манило его к себе и что
завлекло его сюда... Сергей Петрович любил в сыне эту способность мгновенно
загораться, по в глубине души считал ее опасной чертой характера, могущей
быть причиной многих жизненных ошибок.
- Эк тебя надирает! - сказал Сергей Петрович, все еще улыбаясь. -
Счастливый у тебя возраст... Ну ладно, как говорится, "простим горячке юных
лет и юный жар и юный бред"... Только имей в виду: такому наитию, брат, грош
цена. Решение должно в самом человеке созреть, а не с неба свалиться.
- Да ты не понимаешь! - досадливо отмахнулся Алеша. - Я и не говорю,
что с неба. Конечно, человек перед этим долго думал и мучился, а тут...
Скачок, понимаешь? - добавил он важно. - Переход количества в качество...
- Вон что! Тогда понятно, - так же важно ответил отец. - И какой же в
тебе произошел скачок?
Он спросил совершенно серьезным тоном, но в глазах его Алеша увидел
искорки смеха, и это его подхлестнуло: неужели отец все еще считает его
мальчиком, неспособным к раздумьям, колебаниям и решениям?! И неожиданно для
самого себя Алеша заговорил о том, что "открылось" ему в Севастополе на
палубе крейсера.
Сергей Петрович слушал его, не прерывая и даже не поворачивая к нему
лица. Опустив голову и глядя прямо перед собой меж прядающими ушами коня, он
молча следил за тем внезапным потоком слов, который вырвался наконец из
самого сердца Алеши. Это были удивительные слова мечты и надежды,
исполненные юношеской горячности и одержимости, целая поэма о море, кораблях
и орудиях, развернутый трактат о воинском долге мужчины, страстное
исповедание веры в свое призвание. Алеша говорил негромко и взволнованно,
устремив взгляд в полумрак бора, будто видел в нем мерещившиеся ему
просторы. И, только выложив все и закончив тем, что жизненный путь избран им
навсегда и что путь этот - военный флот, Алеша повернулся к отцу.
И тогда острая жалость стиснула его сердце: у Сергея Петровича,
ссутулившегося в седле, был совсем несчастный вид. Минуты две они ехали
молча, только легкий треск сухих игл под копытами, пофыркивание коней да
позвякивание стремян нарушали тишину леса. Алеша проклинал в душе и эту
тишину, настроившую его на откровенность, и солнечные пятна, напомнившие о
прекрасном и легком чувстве там, на палубе крейсера, когда ему вдруг все
"открылось". Оживление его как рукой сняло, и он ехал, молчаливо мучаясь: