"Леонид Сергеевич Соболев. Капитальный ремонт [И]" - читать интересную книгу автора

было, - ответил Козлов, ставя поднос и принимая пепельницу.
- Молодец, Козлов, отставить верблюда! - сказал Ливитин весело и,
сбросив ноги с койки, сел.
- Рад стараться, вашскородие, - ответил Козлов негромко и, осторожно
высыпав окурки на ладонь (чтобы не беспокоить возвращением), поставил
пепельницу и вышел.
Юрий Ливитин жадно потянул пенящееся пиво и сказал, облизнув верхнюю
губу:
- Тебя послушать, так идеальный матрос - это автомат!
- Правильно, Юрочка, в этом мудрость военной службы! И к этому клонится
вся система, выработанная веками. Выделка автомата трудна, а рецепт прост.
Берется деревенский парень, Митюха вульгарис, призывного возраста, двадцать
один год, желательно малограмотный. Митюху в течение новобранской зимы бьют
по черепу уставами, правилами, традициями, бьют долго и много... Умело бьют,
не так, как вас, Юрий Петрович, по вольности дворянства, - пока всю шелуху
не обмолотят. Получается, так сказать, отливка, грубая еще заготовка
будущего матроса, бессмысленно-исполнительная машина, в которую, как в
глину, требуется вдуть флотский дух. Брак в отливке бывает преимущественно
из окончивших городское четырехклассное или - не дай бог - техническое
училище и в дальнейшую отделку не идет. Ни черта из него не выйдет, хорошо,
если службу дотянет, не подгадив... А хорошая отливка, в которой, кроме
уставов, правил и ощущения непреложности совершающегося, никаких вольных
мыслей нет, идет в дальнейшую обработку на корабле. Тут уже все мы принимаем
участие ежеминутно, незаметно, постоянно! Ты думаешь, мне очень весело -
вывалившись из "Фении" в шесть утра, в восемь, как идиоту, докладать
командиру, что в четвертой башне случаев не было? А надо, не для нас надо, а
для Митюх. Чтобы Митюха всей душой верил, что коли в восемь часов не
поднимут флага и господа офицеры не отрапортуют, - то, значит, в восемь
часов одну минуту случится светопреставление... Или очень мне приятно Ирину
на улице кидать и материть чужого матроса в три света вполголоса, коли он не
откозырял? А надо, чтоб всякий Митюха чувствовал, что в этом есть особый,
неведомый ему смысл, который настолько важен, что за соблюдением этого
смысла следят неусыпно, повсеместно, твердо и до скончания века. Никогда не
показывай матросу, что король - голый. Делай глупости с серьезным видом,
вызывай отбывающему адмиралу караул и оркестр наверх, чтобы отпустить их
вниз, не использовав, едва он покажется на палубе. Выслушивай в рапорте, что
в вахтенном отделении столько-то унтер-офицеров и нижних чинов, хотя список
суточного наряда у тебя в руках. Требуй, чтобы матрос уверил тебя, что он
рад стараться, коли ты его похвалил; отдавай под суд, если он присел в
карауле у кормового флага, хотя стеречь, собственно, нечего, ибо корабль
стерегут сигнальщики и вахта, а флаг спущен и лежит в вахтенной рубке... Вот
пройдет человек через такую обточку - айн, цвай, драй! - и в знаменитой
русской душе - чисто, как на палубе: ни тебе святыни, ни тебе навозу, а
главное - никакой неожиданности!
- Ну, знаешь, - сказал Юрий, улыбаясь, - ты просто рисуешься своим
цинизмом.
- Какая тут, милый, рисовка! Я с тобой как на духу говорю и покорнейше
прошу моих откровений не разглашать. Тебе, конечно, по молодости лет обидно
насчет человеческой души, опять же Станюковича ты начитавшись, видимо, - там
у него это замечательно расписано. Только хлопотно, доложу я тебе, целой