"Леонид Сергеевич Соболев. Капитальный ремонт [И]" - читать интересную книгу автора

** Юнкера Павловского пехотного училища, славившиеся своей выправкой.

- Слушайте, гардемарин, я вас посажу под арест, - сказал старший
Ливитин, закуривая папиросу. Горячий мальчишка и соображает; ливитинская
кровь, по Станюковичу юноша работает, свежие мысли в затхлой рутине, отцы и
дети, как говорится... - Извиняю тебя только потому, что сам в свое время
так думал, пока не понял, какой глубокий смысл в швабре заложен.
- Какой к черту смысл? Играем в матросиков да посмеиваемся, дожидаясь
господского житья с ликерами в кают-компании, с малагой в собрании, с
девочками в веселом доме, - на вас, старших поглядывая. А отсюда вывод: к
черту демократическую комедию! Делайте из нас офицеров, высшую касту флота,
учите нас командовать Митюхами в форменках да воспитывать себе Козловых и не
краснеть, когда матрос со всех четырех кидается за оброненной перчаткой.
Одно из двух: или мы - будущие офицеры, или - волосатые студенты, из тех,
что ходят в народ.
Николай Ливитин поморщился.
- С кем ты в роте водишься, что такого гвардейского духу набрался?
Формируетесь, Юрий Петрович? Младая кровь играет, ничего не попишешь!.. Я
тоже на швабру обижался. Полагал, что через швабру должен матросскую душу
постигнуть. Черта я лысого постиг! Там сам квартальный ногу сломит. Не
забудь, что это - та самая прославленная мужицкая душа, о которой существуют
полярные взгляды просвещенных беллетристов: иные думают, что она святыня и в
ней господь бог собственной персоной сидит. А иные, напротив, пререкают,
будто там одна вонь и свинство - девку пошшупать, водки хлобыстнуть и
помещика поджечь... А вот старший офицер - особого мнения. Ты с ним поговори
(только раньше производства не советую - под арест посадит), он тебе прямо
скажет: ставь матроса раком - и он уважение к тебе почувствует; а коли ты
его поставить не сумеешь - он тебя раком поставит, и тогда флоту крышка.
Юрий фыркнул.
- Остроумно, но держимордно!
- Как угодно-с! А слова, между прочим, золотые, только понимать их надо
духовно. Задача, собственно, заключается в том, чтобы из этой души
матросской, в коей не то господня святыня, не то коровий навоз, всякую
постороннюю мыслишку, как каленым железом, выжечь. Лишняя она в военном
деле... Пить хочется смертельно, а Козлов, стервец, провалился!
Лейтенант Ливитин протянул руку к кнопке. Лежал он большой, чистый,
сильный, ленивый. Губы у него красивы и припухлы, глаза длинно прорезаны и
спокойны, руки крупны и пальцы длинны. Вагонный штабс-капитан не видел
Николая Ливитина; перед братом Юрий - как гадкий утенок, из которого
когда-то вырастет такой же белый и сильный лебедь. Юрий сидел угловато,
плечи еще узки, шея тонка, на правой скуле - юношеский прыщ, замазанный
квасцами и припудренный.
Козлов вошел до звонка, мягко переступив комингс двери, балансируя
подносом.
- Тебя за смертью посылать, верблюд, - сказал лейтенант недовольно. На
"Генералиссимусе" была традиция ругаться не площадной бранью, а вежливо.
Поэтому в ходу были: "верблюд", "шляпа", "пиджак" и почему-то "жернов".
Выдумывание бранных слов служило предметом конкурса, и наиболее остроумные
вводились в обиход.
- Так что, вашскородь, к буфетчику бегал, у вестовых шиттовского не