"Леонид Сергеевич Соболев. Капитальный ремонт [И]" - читать интересную книгу автора

Катер, содрогаясь своим широким и низким корпусом и часто стуча
машиной, обогнул остров и повернул к рейду. Рейд застыл, распластавшись под
утренним солнцем ровной и свежей гладью, бесцветной у катера и синеющей к
горизонту. "Генералиссимус граф Суворов-Рымникский" вдавился в нее тяжко и
грузно, и казалось, что серо-голубая броня его бортов отлита одним куском с
серо-голубой водой. Он огромен, молчалив и недвижен. Палуба широка и
просторна, как соборная паперть. Четыре орудийные башни одна за другой
встали в ряд с кормы до носу; их длинные стволы вытянулись из амбразур в
стремительном поиске врага и так и застыли над палубой. От простора палубы
башни кажутся небольшими и броня их - невесомой. Но броня тяжела: она одела
башни и рубки толстой двенадцатидюймовой коркой, она перекрыла корабль вдоль
и поперек тяжкими листами и окружила борта тысячепудовым поясом. Броня так
тяжела, что громадный корабль, раздавливая воду, утонул в ней двумя третями
своего корпуса, оставив над поверхностью воды только низкий борт и палубу,
как отдыхающий на воде пловец оставляет над водой один рот - только чтоб не
захлебнуться. Низки борта, и потому не понять береговому человеку, как
огромен этот линейный корабль и сколько этажей, трапов и глубоких шахт
скрывается в его подводном чреве.
Между башнями полнотелые дымовые трубы вздымаются из палубы двумя
высокими прямыми колоннами. Мачты, отягощенные внизу рубками и мостиками,
стремительной стальной спиралью пронизывают их сложное и тяжкое
металлическое сплетенье и, освободившись, взвиваются в небо ровным прямым
деревом стеньг, истончаясь, легчая, обостряясь в тонкие иглы флагштоков.
Если закинуть голову и смотреть на флагшток, то кажется, что облака бегут
совсем рядом с ним и что там - постоянная свежая и легкая тишина.
Нет на корабле более достойного места для флага в бою. Здесь
распластывает его быстрое движение корабля; здесь реет над эскадрой его
синий косой крест, угрожая и презирая; здесь не обжигает его трепещущих
складок горячий огонь, пузырями вылетающий из длинных стволов орудий, и не
закрывает его гордости и славы желтый дым залпа. А когда вода, ринувшаяся в
пробоины, нальет доверху все шахты, все этажи и все человеческие рты, даже
когда она, проглатывая дым и жар, шипя, польется сверху в дымовые трубы, то
и тогда флаг, охраняя честь и доблесть российского императорского флота,
последним уйдет в воду... Именно этот образ нравился Ливитину: уходящий в
воду флагшток с трепещущим на нем андреевским флагом.
Но корабли гибли иначе. Они переворачивались грузно и неудержимо,
измучив перед этим людей неверной надеждой, что крен не смертелен, - и флаг,
описав вместе с мачтой огромную стремительную дугу, уходил в воду,
согревшуюся от жара котлов и теплоты человеческой крови. Флаг тонул раньше
безобразно торчащего над водой борта, по которому, скользя, карабкались
люди. Так было с восемью боевыми кораблями в проливе Цусима. И с таких же
высоких и гордых мачт спускала флаг сдавшаяся японцам Небогатовская эскадра.
И сюда же, в эту легкую тишину, в бег облаков, с достойной
медлительностью, вползает адмиральский флаг, когда нога адмирала там, далеко
на юте, властно станет на палубу корабля, избранного быть флагманским.
Адмиральский флаг бессменно дежурит в вышине; днем и ночью он парит над
эскадрой, подобный одному из черных орлов на адмиральских погонах, - хищный,
зоркий и жестокий. С этой высоты он видит все, как видит все его адмирал из
своей кожано-шелковой каюты на корме. Сюда, в легкую тишину, несутся звуки
горнов и оркестров со всех проходящих мимо кораблей с выстроенной на борту