"Андрей Соболь. Мемуары веснущатого человека " - читать интересную книгу автора

Андрей СОБОЛЬ


М Е М У А Р Ы


ВЕСНУЩАТОГО


Ч Е Л О В Е К А


Многоуважаемый гражданин, товарищ Порохлетов, Корней Аристархович, если
не ошибаюсь, если только известный вам, а также, к горю моему, мне,
прозаический писатель Пётр Письменный не изволил пошутить надо мной и во
время уно правильно, без фокусов, указал ваше имя и отчество.
Ибо названный писатель временами, подвыпив и в то же время пронзительно
поглядывая на человеческий материал, нужный ему для романа в трилогию и в
пяти частях о коммунистической революции и пертурбации в умах и душах как
пролетарско-крестьянского народонаселения, так и буржуазного, не то входит в
забвение по части имён своих знакомых, не то ради шутки нарочито имена одних
пристёгивает, так сказать, не с той стороны, не к тому дышлу, а фамилии
других снабжает преступно несоответствующими званиями.
Надвигалась прекрасная дождливая ночь, когда на Тверской, возле
роскошного магазина бывшего Елисеева, я в двенадцатом часу на пустой до
отказа желудок разглядывал головокружительные витрины, со скорбию вспоминал
о том, как многие враги существующего режима лгут по заграницам в своих
газетах, указуя бессовестно, что нынешний порядок не одобряет паюсную икру
или сёмгу и заставляет всех граждан есть воблу или ячкашу, и с великой
радостью собственными глазами констатировал, как процветают и пышным красным
бутоном распускаются наша торговля, промышленность и ремёсла.
Как вдруг останавливается извозчичья кляча и вышеуказанный писатель,
Пётр Письменный, с которым я имел честь недавно до того познакомиться
шапочно и кратковременно, окликнул меня и, слезая с дрожек, предложил мне
отбыть вместе с ним в гости к члену коллегии Народного Комиссариата по
Военно-Сухопутным и Морским Делам, Сергею Яковлевичу Хлебникову, куда он и
спешил, остановившись перед бывшим Елисеевым для пополнения, и меня,
маленького человека, по доброте своей решил прихватить на скромный ужин к
названному своему на короткой и тесной дружеской ноге приятелю.
При всей своей лояльности и даже гораздо больше, я принуждён был
вздрогнуть, и при всём своём тихом поведении я не мог удержаться от вскрика,
подобного женскому лёгкому визгу:
- Как? К такому большому человеку?! Да мне, да с моим украшением?!
Но разве писатели внимают голосу благоразумия, когда их посещает жгучее
вдохновение и жизнь им не в жизнь без ночной беседы для производительности
труда в постановке человеческой комедии на страницах своего собрания
сочинений? И я, тоже отмеченный перстом писательского рока, о чём речь будет
в нижних строках моего рукописного созидания, сопротивляться не в силах был,
тем паче, что вышеуказанный писатель хоть ростом и невысок и на вид
туберкулёзен и малахолен, но в мышцах своих настойчив и упрям.