"Чарльз Сноу. Возвращения домой" - читать интересную книгу автора

- Я так и думала.
Мне вспомнились письма мистера Найта из прихода - деловые, остроумные,
полные жалости к себе; он не сомневался, что мое время полностью
принадлежит ему. Маргарет задумчиво сказала:
- У меня все сложилось иначе.
Она всегда любила своего отца и сестру. Она говорила о них ласково и
сердечно; ее нисколько не смущало сравнение с Шейлой, она сама заводила об
этом разговор.
Впрочем, и она в свое время восстала, я теперь знал, восстала против
скептицизма своего отца. Все это далось ей гораздо труднее, чем могло
показаться из ее рассказа о том, как близки между собой и счастливы были
члены их семьи, - человеку постороннему представить себе даже трудно, как
много они утратили.
Пробило девять, через час мне придется снова выйти на холод. К половине
одиннадцатого я должен вернуться к себе домой на случай, если вдруг
понадоблюсь министру, который должен был после обеда отправиться на
заседание кабинета. Еще один час неузнанный, невидимый, я могу скрываться
в этом убежище наслаждения. Мы чаще приходили к ней, чем ко мне, и не
только потому, что здесь мы были недоступны для других, но также и потому,
что ей это доставляло радость: она могла часа два-три заботиться обо мне
после целого дня, проведенного за работой в душном бомбоубежище.
Я глядел на ее лицо, на скулы, резко обозначенные в неровном свете
огня. Она вся отдалась покою, потому что я был покоен, как не раз
становилась щедрой на ласки, когда чувствовала, что это доставляет мне
радость. Я так привык подмечать признаки грусти на лице той, другой, что
нередко искал их и на ее лице, не в силах отделаться от этой привычки, от
навязчивой идеи, от невольной тревоги, что она, быть может, несчастна.
Как-то вечером, незадолго перед тем, эта навязчивая идея вызвала нашу
первую ссору. Весь тот вечер она была угнетена, хотя улыбкой пыталась
уверить меня в обратном; когда мы шептались, лежа в объятиях друг друга,
ее ответы приходили словно откуда-то издалека. Наконец она встала и
принялась одеваться, а я лежал и наблюдал за нею. Она сидела перед
зеркалом, спиной ко мне, - обнаженная, она казалась полнее и более
женственной, чем в платье - и причесывалась. Глядя на нее, я с внезапной
нежностью подумал, что ее безразличие к туалетам было напускным. Она почти
не прибегала к косметике, но только из тщеславия; она обладала редкой
способностью привлекать к себе внимание, так что ее нельзя было не
заметить, будь она даже в самой простой одежде, в рубище. Это притягивало
меня, обещая, как мне казалось, чувственные радости.
Я видел в зеркале отражение ее лица. Улыбка, ласковая, вызывающая
восторг, неожиданно исчезла, а лоб рассекла вертикальная морщинка - она о
чем-то думала.
- Что случилось? - спросил я.
Она пробормотала что-то нежное, попыталась разгладить лоб и ответила:
- Ничего.
- Я в чем-нибудь провинился?
Я надеялся, что она более уравновешена, чем я. И никак не был готов к
тому взрыву чувств, который затем последовал.
Она повернулась ко мне. Краска залила ее шею и щеки, глаза сверкали.
- Ни в чем, - ответила она.