"Лемони Сникет. Изуверский интернат ("Тридцать три несчастья" #5) " - читать интересную книгу автора

традиция: сперва Вайолет и Клаус садились сыграть несколько партий в шашки,
а Солнышко в это время рвала старые газеты. Потом все трое читали в
библиотеке и засыпали прямо там, на уютных диванах. Вернувшиеся с концерта
родители будили детей, немножко разговаривали о проведенном вечере и
отсылали их спать. Но в тот именно вечер родители вернулись домой рано,
когда дети еще читали (вернее, читали старшие, а Солнышко рассматривала
картинки). Отец остановился в дверях библиотечной комнаты и сказал
следующее, что не забылось до сих пор.
- Дети, - сказал он, - нет худших звуков на свете, чем звуки скрипки,
когда на ней играет человек, который не умеет играть, но упорно продолжает
это делать.
Тогда дети только хихикнули, но сейчас, когда они стояли перед дверью
завуча, они оценили, насколько прав был их отец. Сперва им показалось, будто
там, за толстой деревянной дверью, какое-то мелкое животное закатило
истерику. Но, прислушавшись, они поняли, что кто-то, не умеющий играть на
скрипке, упорно продолжает это делать. Скрипка визжала, шипела, скрипела,
стонала и производила всякие другие ужасающие звуки, не поддающиеся
описанию. Наконец Вайолет не выдержала и постучалась. Стучать пришлось очень
громко, чтобы за дверью услышали, несмотря на неумолкающий отвратительный
концерт. Наконец деревянная дверь со скрипом отворилась и показался высокий
разгневанный мужчина со скрипкой, прижатой к щеке.
- Кто смеет прерывать гения, когда он репетирует? - провозгласил он
таким рокочущим голосом, что любой бы оробел, услышав его.
- Это мы, Бодлеры, - тихо ответил Клаус, глядя в пол. - Мистер По велел
нам идти прямо в кабинет завуча Ниро.
- Мистер По велел нам идти прямо в кабинет завуча Ниро, - передразнил
мужчина высоким пронзительным голосом. - Ну так входите скорей, у меня и
другие дела есть.
Дети вошли в кабинет и тут смогли получше разглядеть человека, который
их передразнил. На нем был помятый коричневый костюм, к пиджаку что-то
прилипло, галстук пестрел изображениями улиток. Нос был такой маленький и
красный, как будто в середину лица, и без того покрытого какими-то пятнами,
влепили мелкий помидор. На почти лысой голове торчало четыре пучка волос,
которые он заплел в косички и перевязал резинками. Бодлерам еще никогда не
приходилось видеть человека такой наружности, и на него и смотреть-то не
очень хотелось. Но кабинет был настолько тесный и пустой, что поневоле
взгляд все время попадал на него. В комнате стоял только небольшой
металлический столик, небольшой металлический стул рядом и сбоку на столе -
небольшая металлическая лампа. На единственном окне висели занавески такого
же рисунка, что и галстук. И еще одно: в углу комнаты, точно жаба, сидел
сверкающий компьютер. Экран был пустой, серый, а кнопки красные, как и нос у
человека с косичками.
- Дамы и господа! - громко провозгласил тот. - Завуч Ниро!
Наступило молчание, дети оглядели комнатку, недоумевая, где может
скрываться Ниро. Затем они снова обратили взгляд на мужчину с косичками,
который поднял обе руки вверх, так что скрипка и смычок почти касались
потолка. И тут они догадались, что Ниро, которого он так величественно
представил им минуту назад, он сам и есть. Ниро помолчал немного и обратил
суровый взор на Бодлеров.
- Существует традиция, - сказал он осуждающим тоном, - аплодировать,