"Лемони Сникет. Огромное окно ("Тридцать три несчастья" #3) " - читать интересную книгу автора

и бросила на пол. Как правило, пальто вешают на вешалку или убирают в
стенной шкаф, но зудящая сыпь действует раздражающе и порой вынуждает забыть
о подобных вещах. - Я склонна предположить, Клаус, что ты выразил согласие.
А теперь, если тебе не нужна наша помощь, мы с Солнышком пойдем и примем
содовую ванну, чтобы облегчить зуд.
- Тла! - выкрикнула Солнышко. Вообще-то она хотела крикнуть: "Ганз!",
что приблизительно означало: "Вот хорошо! А то чесотка меня с ума сведет!"
- Тла. - Клаус энергично закивал и бросился бежать по коридору. Пальто
он не снял, но причиной было вовсе не раздражающее действие аллергии. Просто
он направлялся туда, где было очень холодно.
Открыв дверь в библиотеку, Клаус поразился, насколько там все
изменилось. Ветер, предвещающий ураган, вышиб последние осколки оконного
стекла, дождь намочил удобные кресла, оставив на сиденьях темные
расплывшиеся пятна. Несколько книг, упавших с полок, отнесло ветром к окну,
где они разбухли от воды. Редко бывает зрелище печальнее, чем погибшая
книга, но Клаусу некогда было печалиться. Он знал, что вот-вот явится
Капитан Шэм и заберет их отсюда, поэтому надо срочно приниматься за работу.
Прежде всего Клаус достал из кармана записку Тети Жозефины, положил на стол
и прижал книгами, чтобы не унесло ветром. Затем он поспешно перешел к полкам
и начал изучать корешки книг, выбирая заглавия. Он остановился на трех:
"Основные правила грамматики и пунктуации", "Руководство для продвинутого
использования кавычек" и "Правильное написание всех, всех без исключения
английских слов, существующих на свете". Каждая из книг была толщиной с
арбуз, и Клаус зашатался под тяжестью всех трех. С громким стуком он брякнул
их на стол, пробормотал себе под нос: "Тла-тла-тла, тла-тла-тла-тла", и,
найдя перо, взялся за дело.
Обычно библиотека - очень подходящее место для работы в дневное время,
но не тогда, когда окно выбито и близится ураган. Ветер становился все
холоднее, дождь лил все сильнее, и в комнате становилось все неуютнее.
Однако Клаус ничего этого не замечал. Раскрыв три выбранные книги, он делал
обильные (иначе говоря, "многочисленные") записи и время от времени
останавливался, чтобы обвести кружочком что-то из написанного Тетей
Жозефиной. Уже засверкали молнии. И тут вдруг Клаус перестал писать и,
сосредоточенно нахмурясь, начал вчитываться в записку. Потом написал два
слова в самом низу письма. Он так углубился в свои занятия, что буквально
подскочил в кресле, когда Вайолет и Солнышко вошли в библиотеку и окликнули
его.
- Тла напугали тла! - вскрикнул он. Сердце у него колотилось, но язык
стал менее неповоротливым.
- Прости, - сказала Вайолет, - я не хотела тебя напугать.
- Тла приняли тла ванну с пищевой содой? - осведомился Клаус.
- Нет, - ответила она, - не приняли. У Тети Жозефины нет пищевой соды,
она ничего не печет, потому что не включает духовку. Но это не имеет
значения. А вот что ты делаешь в этом холодильнике? Зачем ты нарисовал
столько кругов на письме Тети Жозефины?
- Тлаклятая грамматика, - ответил он, обводя рукой книги.
- Тла? - выкрикнула Солнышко, возможно желая сказать "гла?", что
означало нечто вроде: "Зачем ты тратишь драгоценное время на грамматику?"
- Блатому, что я думаю, - нетерпеливо сказал Клаус, - тла Тетя
Блазефина оставила нам в записке сообщение.