"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

что ни делал, было, как на подбор, глупостями - по крайней мере, по нормам и
морали мира, в котором я ныне жил и задыхался.
- И почему вы жалуетесь? - продолжал Потапов. - На прокладке шоссе нас
давили общесоюзные нормы на земляные работы, а для планировки площадок таких
норм пока нет. Разве это не облегчение? Получим полную пайку, именно это я и
обещал.
Он отошел, а я со вздохом взялся за кайло. Планировать площадку было не
легче, чем прокладывать шоссе, - и там, и здесь надо было долбить землю. Я
любил землю - как, впрочем, и воздух, и небо, и море, - и поминал ее добрым
словом в каждом стихотворении, а их писал в тюрьме по штуке на день. Но она
не отвечала мне взаимностью. Она была неподатлива и холодна, она лежала под
моими ногами, скованная вечной мерзлотой. Лом высекал из нее искры, лопата
звенела и гнулась, а я обливался потом. Я только скользил по поверхности
этой дьявольски трудной земли, не углубляясь ни на вершок. Глубина мне не
давалась. Временами - от отчаяния и усталости - мне хотелось пробивать землю
лбом, как стену. Я тогда еще тешил себя иллюзиями, что лоб у меня справится
с любой стеной.
Потапов поставил меня в паре с Альшицем ковырять землю. Хандомиров,
Прохоров и другие мои товарищи работали в отдалении. На площадку привезли
лес, они устраивали дощатые трапы к обрыву, где планировался отвал. Никто и
там не развивал энтузиазма - всех возмутило, что Потапов изменил своему
слову и не подумал искать работы полегче.
Моя схватка с промерзшим еще тысячелетия назад грунтом была, наверное,
не столько забавной, сколько нетактичной.
- Зачем такое усердие? - насмешливо поинтересовался Альшиц. - Не
думаете ли вы, что заключенных награждают орденами за производственный
героизм?
- Боюсь, вы мечтаете лишь о том, чтобы избежать производственного
травматизма, - ответил я, уязвленный. - Неприятно смотреть, как вы
чухаетесь. Словно уже три дня не ели.
- Работаем валиком, - согласился Альшиц. - А зачем по-другому? Разве вы
не понимаете, что вся эта затея - переквалифицировать нас в землекопов - не
только неосуществима и потому бессмысленна, но и вредна? Государству нужна
не моя мизерная физическая сила, а мои специальные знания и опыт, если оно
не вовсе сдурело, это наше государство, в чем я не уверен!
Он с осуждением и гневом глядел на меня. Не очень рослый, прямой, с
тонким красивым лицом, он готовился спорить и доказывать, кричать и
браниться. Он схватился не со мною, со всем тем нелепым и непостижимым, что
творилось уже несколько лет. Государство остервенело било дубиной по самому
себе. Альшиц и здесь, как, вероятно, и на допросах на Лубянке или в
Лефортово, готов был одинаково горячо доказывать, что конец будет один, если
вовремя не спохватиться...
Меня не очень интересовала его аргументация. Я, в общем, держался того
же взгляда. Я любовался его одеждой. Он был забавно экипирован. Драповое
пальто с шалевым бобровым воротником, привезенное из Дюссельдорфа, где
Альшиц закупал у Круппа оборудование для коксохимических заводов, было
опоясано грязной веревкой, как у францисканского монаха. А на шее, удобно
заменяя кашне, болталось серое лагерное полотенце. Высокую - тоже бобровую
шапку Альшиц пронес через этапные мытарства, но ботинки "увели" - ноги его
шлепали в каких-то неандертальских ичигах, скрепленных такими же веревками,