"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

Улица, начинавшаяся от станции, называлась Горной, и открывал ее одноэтажный
бревенчатый дом, первая стационарная норильская постройка, возведенная
геологом Николаем Николаевичем Урванцевым, еще в двадцатые годы детально
разведавшим Норильское оруденение и открывшим здесь, на клочке ледяной
тундры, минералогические богатства мирового значения. Урванцев руководил
тремя экспедициями в район Норильска, а в тот день, когда я с товарищами по
беде шагал по сотворенной им улице, он тоже находился в Норильске и был в
такой же беде, как мы - из первооткрывателя заполярных богатств превращен в
обычного заключенного, впрочем освобожденного от тяжких "общих" работ:
продолжал в новом социальном качестве прежние свои геологические изыскания.
Мне предстояло вскорости с ним познакомиться - и много лет потом
поддерживать добрые отношения. Большинства увиденных нами домов теперь уже
нет на той первой норильской улице, а дом Урванцева стоит и в нем музей его
имени, мемориальное доказательство его геологического подвига. А рядом с
музеем торжественная могила - в ней прах самого Николая Николаевича
Урванцева и его жены Елизаветы Ивановны, часто сопровождавшей мужа в его
северных экспедициях и приезжавшей к нему, заключенному. А на бронзовой
стеле простая надпись: "Первые норильчане" и дата их жизненных дорог:
1893-1985 гг. Оба родились в один год и умерли почти одновременно в
Ленинграде, прожив каждый 93 года. Прах обоих перевезли на вечное упокоение
в город, созданный трудом самого Урванцева, город, где он проработал потом
пять лет в заключении и где теперь, кроме музея его имени, есть и набережная
Урванцева. Потомки хоть таким уважением к памяти отблагодарили его и за
выдающиеся труды, и за незаслуженное страдание. Древность сохранила легенду
о супружеской паре Филимоне и Бавкиде, которых боги за чистоту души одарили
долголетием, правом умереть одновременно и вечной памятью потомков. К
древним богам двадцатый век не сохранил почтения, но благодарность за
благородную жизнь неистребима в человеческой натуре - супружеская чета
Урванцевых тому возвышающий душу пример...
Но все это было в далеком "впоследствии", а в тот день, проходя мимо
домика Урванцева, я лишь бросил на него невнимательный взгляд. Зато мы все
дружно приметили двухэтажное строение на той же стороне Горной улицы. Мы еще
не знали, что оно называется "Хитрым домом", а правильней должно бы
называться "Страшным домом" - в нем помещалось Управление Внутренних дел и
местная "внутренняя" тюрьма. Но зловещая архитектура - решетки на наружных
окнах, "намордники" на окнах во дворе да охрана у входа - все это было
каждому горько знакомо и у каждого порождало все те же, еще не ослабевшие
воспоминания: по колонне пробегал шепоток, когда ее ряды шествовали мимо
"Хитрого дома".
А на другой стороне улицы красовался деревянный домина с прикрепленными
к фасаду кривоватыми колоннами - архитектурное свидетельство, что здание
культурного назначения.
- Театр! - безошибочно установил Хандомиров. - Что я вам говорил?
Город! Улиц, правда, не густо, да и домов не убедительно, но зато культура!
- Культура, да не для нас, а для вольняшек, - огрызнулся Прохоров.
- Вряд ли местные вольняшки взыскуют культуры, - заметил наш сосед по
ряду, высокий, очень худой - его звали Анучиным, мы с ним вскоре
подружились.
Впоследствии мы узнали, что все трое спорщиков оказались правы:
деревянное здание служило театром (играли в нем, естественно, заключенные),