"Сергей Александрович Снегов. Норильские рассказы " - читать интересную книгу автора

состоялся пленум Центрального Комитета, Сталин докладывал о троцкистских
двурушниках... И такие постановления!.. Все, что было до сих пор, все эти
исключения из партии, проработки, осуждения, публичные покаяния,
отмежевания... В общем, нынешний, 1937 год станет особенным в нашей истории,
принимаются по-серьезному, самым жестоким способом за тех, кого понадобилось
убирать... Железной метлой, ежовыми рукавицами, вилами и топором...
Радуйтесь, юноша, говорю вам, радуйтесь, что отвели закон от 1 декабря! Ибо
раз уж нашли вину там, где ее вчера не видели, то могли...
Он прервал свое желчное объяснение. Загремели засовы, отворилась дверь,
в камеру ввели нового человека. Он был высок, толст, стар, передвигался
прихрамывая - остановился у дверей, схватился рукой за сердце, тяжело
задышал.
- Ты? - потрясение спросил Дебрев. - Тебя - сюда?
- Я вас не знаю, Дебрев, - придушенным голосом ответил новый
заключенный. - Отныне и на всю остальную жизнь мы незнакомы. Не смейте
говорить со мной, не смейте глядеть на меня! Я вам приказываю, слышите!
Новый заключенный тяжело опустился на свободную последнюю койку, бросил
мешочек с вещами на пол, закрыл глаза - мерно покачивался всем туловищем,
как бы в ритм неслышным мне звукам либо медленно бредущим мыслям. Я
переводил взгляд с него на Дебрева. Дебрев при появлении нового арестанта
вначале отшатнулся, потом весь сжался, теперь с ногами сидел на койке,
прижимаясь спиной к железной спинке - поза, которую и ребенок долго не
выдержит, - и не отрывал тусклых глаз в глубоких глазницах от согнувшегося
нового соседа. Пожилой арестант внушал Дебреву ужас, это понимал даже я. И я
ожидал драматического продолжения, когда оба соседа прервут затянувшееся
молчание. У них, по всему, были свои вещие счеты - я даже догадывался какие.
Пожилой арестант, не раскрывая глаз, сказал:
- Молодой человек, сколько вам дали? Десять с последующим поражением в
правах?
- Да, десять с поражением,- сказал я.
- Не предупреждали, когда на этап?
- Не предупреждали.
- Да, сейчас не предупреждают - берут и выводят. Берегут слова, слова
стали дороги, а дела подешевели, делами не экономят. Давно, давно
предвидели: слово станет плотью. Только думали, что слово воплощенное явится
благодатью и истиной, а оно обернулось хвостатым страхом, двурогим ужасом,
багровым призраком гибели...
- Не понимаю вас,- сказал я. Мне казалось, новый арестант не в своем
уме.
Он поднял голову, резко повернулся ко мне, распахнул веки. Я и
вообразить не мог, что так бывает: на морщинистом, старчески-сером лице
светили очень яркие, очень голубые, очень живые глаза. Они разительно не
совпадали со всем обликом этого пожилого человека. Он засмеялся так странно,
словно не он, а я говорил что-то совсем уж несообразное. В отличие от
молодых глаз голос у него отвечал облику - старчески-тусклый.
- Не понимаете, верно,- подтвердил он. - И не один вы. Миллионы людей
растерялись и запутались. Ибо произошла самая неожиданная, самая невероятная
революция в нашей стране - не классовая, не промышленная, а философская. В
самом материалистическом государстве мира воспрянул и победил идеализм.
Он остановился, ожидал возражений. Дебрев не менял своей напряженной