"Сергей Снегов. Умершие живут" - читать интересную книгу автора

Их институт ныне покончит с таким унизительным обращением с людьми,
простые станут равны великим. За время существования человечества на Земле
жило около двухсот миллиардов человек. Составить двести миллиардов
биографий, разработать новую науку о человеческой истории - такова задача.
Петр вслушивался в споры и предложения, честно старался во всем
разобраться, но мысль его, прихотливая и яркая, уходила в сторону... Он
снова видел крутую улицу Тулузы, холодную камеру, грязные кривушки Парижа,
с ним разговаривали президенты парламентов, тюремные сторожа, беспутные
бродяги и воры. И Петру хотелось, оборвав споры, отчаянно крикнуть:
"Послушайте, да понимаете ли вы, что это такое! Это же иной мир,
совершенно иной мир, и он отдален от нас всего одной тысячей лет!"
Да, конечно, и он, и сотрудники института, и тот же Рой, и тот же
Генрих, - они все учили историю; по книгам, по лекциям, по стереокартинам
в музеях им известно прошлое человечества, так неожиданно зазвучавшее
сегодня с экрана. Нового нет ничего, он знал все это и раньше... Все
новое, все! Он раньше воспринимал ту эпоху спокойной мыслью, не чувством.
Сегодня он ощутил ее, испытал потрясенной душой, сегодня он побывал в ней
- и в ужасе отшатнулся!
И Петр подумал о том, что и ему, и работникам института, и всем людям
его времени, вероятно, так до конца и не понять своих предков, горевавших
и насмехавшихся сегодня на экране - и все дальше от Земли уносящих отлитое
крепче, чем в бронзе, волновое воплощение своего горя и смеха. Три
четверти их забот, девять десятых их страданий, почти все их напасти, да
что таиться, и две трети их радостей чужды современному человеку. Нет уже
ни советников, ни президентов парламентов, ни тюрем, ни тюремщиков, ни
воров, ни бродяг, ни чахоток, ни потаскух, ни голода и холода, ни
преждевременной старости, ни насилия над творчеством. Ничто, ничто теперь
не объединяет людей с мучительно прозябавшими на Земле предками, незачем
пылать их отпылавшим страданиям - о них нужно эрудированно рассуждать,
больше ничего не требуется.
Так молчаливо твердил себе Петр, чтоб успокоиться. Но успокоение не
наступало, смятение терзало все горше. Он стал сопричастен чужому
страданию и боли - и сам содрогался от боли, и сам страдал за всех
незнакомых, давно отстрадавших... Генрих толкнул друга рукой:
- У тебя такое лицо, словно собираешься плакать! Ответь Рою.
Петр поднялся.
- Боюсь, ничего интересного для вас не скажу. Разрешите мне уйти, я
устал.



5


Была ночь, и Петр один шагал по пустому бульвару. Он мог бы, конечно,
вызвать авиетку, но домой не хотелось - ему вообще никуда сейчас не
хотелось.
Он присел на скамью, отыскал в небе созвездие Стрельца. Отсюда, без
приборов, созвездие было маленьким и тусклым. Петр закрыл глаза. К нему
вдруг вернулись чувства, томившие его во время долгой экспедиции к центру