"Юхан Смуул. Ледовая книга (Серия "Школьная библиотека") (путевые заметки)" - читать интересную книгу автора

сегодня, Атлантический океан, серый и спокойный. Из скалистых бухт смотрят
на меня его умные и суровые, как у старых эстонских островитян, глаза. Я
знаю тебя, мой друг, и хотел бы рассказать тебе историю о том, как в
стародавние времена два рыбака с острова Кихну возвращались домой с
заработков на рижской каменоломне, как они остановились на ночь в Пярну, как
попали в гости к веселым девушкам и как один из них пришел утром к выводу,
что хорошего не должно быть слишком много. Ведь и у тебя такой нрав, что
если ты спокоен, так чересчур, а если принимаешься колотить нас своими
серыми кулаками, так тоже не знаешь удержу. Нет у тебя ни размеренности, ни
систематичности, ни дисциплинированности, отличающих участников экспедиции,
которые через определенные промежутки останавливают автобус у придорожных
баров и проверяют, не фальшивые ли у них деньги. Нет, не фальшивые! За них
можно получить виски, ром, коньяк, содовую, сигареты и почти даровое пиво.
Нельзя сказать, чтобы на "Кооперации" властвовал сухой закон, но многие из
нас считают, что какую бы слабость мы ни испытывали к горячительным напиткам
на суше, с морем они сочетаются плохо. Но сегодня - другое дело. В барах
совершенно вавилонское смешение языков, слышатся одновременно обрывки
английских, немецких и русских фраз. Один из барменов так похож лицом на
знакомого мне таллинского историка, что я пытаюсь заговорить с ним
по-эстонски. Но он вовсе не эстонец, а голландец, и мы переходим на язык,
понятный каждому. Поднимаю палец и говорю: "Bier!" Потом поднимаю второй
палец и снова говорю: "Bier!" Чтобы укрепить дружбу, поднимаю затем два
пальца сразу и говорю: "Ром!" Если бы наши эстонские историки так же хорошо
понимали друг друга и достигали бы столь же результативных итогов!
На воздухе так ослепительно светло, что ощущаешь в глазах резь. Больно
смотреть на песок, который сверкает на солнце так же ярко, как февральский
снег. А в барах прохлада и сумрак. Те, которые мы посетили, были
предназначены только для белых. Бармены в них тоже белые. И здесь негры
делают лишь черную работу - моют стаканы, подметают полы, подстригают кусты
перед баром. Держатся они робко и как-то незаметно. Непонятно, в связи с чем
в ушах у меня зазвучали строки из шахтерской песни:

Шестнадцать тонн угля - дневной, урок таков,
Состаришься ты рано от шахты и долгов.
И не уйти, покуда господь не призовет:
Ты - собственность компании, ее рабочий скот.

Становятся понятными негритянские песни с их детскими и конкретными
представлениями о небе, о ведущей туда бесплатной железной дороге, о заранее
положенных на край облака ботинках, пиджаках и банджо; о белых, которым
отплачивают там за все их несправедливые дела на земле.
Едем дальше. Горы становятся ниже. И вдруг, совершенно неожиданно,
появляется слева Индийский океан. Пожалуй, с Атлантического океана можно
добросить до него камнем. Но не то странно, что два океана оказались здесь
так близко друг от друга, а то, что целый континент, Черный материк,
становится здесь таким узеньким. Вблизи берега Иидийский океан синее
Атлантического. А вдалеке он такой же холодный, как и его англосаксонский
брат: у обоих сливающаяся с небом корма серо-стального цвета. Ну ладно, на
Индийский океан мы еще насмотримся вдоволь. Я и без того сегодня
многословен.