"Валерий Смирнов. Как на Дерибасовской угол Ришельевской" - читать интересную книгу автора

Между четвертой и шестой бутылкой Поздняков признался Крюкову, что
работает на заводе имени Парижской коммуны. Хотя на самом деле он трудился
скокарем и имел такое же представление о заводе, как сын профессора
Брунштейна. В ответ на это Крюков поведал, что он тоже слесарь, а поэтому
гада Брунштейна с улицы имени 20 лет РКК надо поскорее арестовывать: у него
дома еще красивее, чем в музее. И это должно понравиться еще большему, чем
сам Крюков, слесарю.
После восьмой бутылки Крюков зашатался домой отсыпаться, а Поздняков
вполне трезво рассудил: если профессорская хата напоминает музей, так
пошарить в его запасниках никогда не вредно для здоровья. И он пошел к
корешам с улицы имени 20 лет РКК.
Должен вам честно признаться, что профессор Брунштейн может и вправду
был шпионом. Потому что в выходной день, когда весь советский народ с
чувством громадного воодушевления изучал очередной печатный шедевр товарища
Сталина, этот недобиток вместе со своей женой-бездельницей и сыном с его
деревянной скрипкой выпирался до себя на дачу. А кто тогда, кроме товарища
Буденного, понимал что такое дача? Правильно, одни враги народа и дедушка
Калинин со своей козлячей бородой. И вот, приезжает этот самый профессор
домой с природы и сразу начинает догадываться, что кроме него в городе еще
не перевелись специалисты своего дела. И пенсне у него полезло даже не на
лоб, а на затылок. Потому что после визита Позднякова с его компанией в
квартире Брунштейна можно было любоваться в основном камином, обоями и
полупустым мусорным ведром. Самое главное, нет никакой возможности даже
позвонить в родную милицию, потому что телефон тоже унесли. А ноги
медицинское светило и всю его мишпуху после визита в ихнюю хавиру держали
слабо. И профессор решил, что с утрячка он пойдет, куда надо ходить в таких
случаях. А потом сразу в милицию.
Но с утра с ходу после работы к нему заявляется орденоносец Крюков со
своим геморроем наперевес. Спешит, значит. Потому что завтра профессора
будут забирать, а сегодня болячка пока еще есть. Крюков заходит до
профессорской хаты, открывает вместо "здрасте" рот на ширину глаз. И сразу
начинает понимать, что гемморой - это не самое главное в жизни. Потому что
если в такое пустое помещение привести начальника, то чекист Крюков вполне
может исчезнуть одновременно со своим приложением к заднице. Поэтому Крюков
смылся из профессорской хаты еще раньше, чем Брунштейн раздвинул губы, чтобы
рассказать о неожиданно свалившемся на него счастье.
Узнав за то, что произошло с квартирой профессора, начальник Крюкова
посинел от радости, как волна перед штормом. Послезавтра приезжает москвич,
а в хате до него уже ничего нет. И разве можно было расценить всю эту
историю иначе, чем заранее спланированную мировой буржуазией акцию, чтобы
насрать в душу нашим славным чекистам? Ни в жизнь!
Чека ерзала не хуже, чем Крюков до того, как он познакомил свой
геморрой с профессором Брунштейном. И кому нужен был сейчас этот шпион и
вредитель, без картин и мебели, хотя все показания были отпечатаны. Даже его
собственные. Ну и черт с ним, пусть пока живет и дышит своими погаными
фибрами. Бросив все сверхважные для безопасности государства дела, часть
чекистов ринулась в город искать подходящего для вкуса начальства врага
народа. Остальные проводили с товарищем по оружию Крюковым беседу, чтобы
выяснить, каким образом у профессора исчезло все, что от него требовалось
перед самым началом секретной операции.