"Темный принц" - читать интересную книгу автора (Фихан Кристин)Глава 12В спальне, расположенной ниже уровня земли, было столь же молчаливо и тихо, как в могиле. Михаил и Рейвен лежали рядом на огромной кровати, их тела были переплетены. Одна нога Михаила лежала поверх ее бедер, его большое тело защищающе изогнулось вокруг нее, его руки прижимали ее к своему сердцу. В спальне стояла абсолютная тишина, не было слышно даже звука дыхания. По всем признакам они казались ушедшими из жизни. Создавалось ощущение, что и сам дом погрузился в сон, в молчание, словно затаил дыхание и ожидал прихода ночи. Проникая сквозь окна, солнечный свет освещал многовековые произведения искусства, кожаные обложки книг. У входа мерцала мозаика, а темному деревянному полу солнце придавало светлый цвет. Без всякого предупреждения дыхание Михаила зашлось в длительном, тихом и затяжном шипении, словно у змеи, свернувшейся и готовой напасть. Его темные глаза распахнулись - со злостью, сверкая животным голодом, яростью пойманного в ловушку волка. Его тело было вялым, его невероятная сила была ослаблена сильнейшей потребностью во сне. Настроенный на смену дня и ночи, он знал, что сейчас был полдень, и суровое безжалостное солнце было на пике своей смертельной активности. Что- то было не так. Что-то проникло сквозь глубокие слои сна и выдернуло его из так необходимого ему забытья. Его пальцы сжались, похожие на когти, ногти оставили порезы на находящемся под ним матрасе. Слишком много часов до убывания солнечного света. Он просканировал окрестности, будучи дотошным в своих поисках. Дом завибрировал от внезапного напряжения, воздух стал тяжелым. Само основание, казалось, вздрогнуло от невидимой угрозы. За оградой из кованого железа находился Руди Романов, который вышагивал взад и вперед, черная ярость была в его сердце, в его душе. Каждый раз, приближаясь к ограде, он в бешеном раздражении ударял по ней бейсбольной битой. - Дьявол! Нежить! - Слова летели по воздуху в направлении дома. Михаил низко зарычал, и хотя его тело все еще находилось под воздействием сна, но все инстинкты полностью пробудились. Его губы раздвинулись в рычании, отчего показались клыки. И тихое длительное шипение раздалось вновь. Обвинения ударяли по его голове с силой, испытываемого Руди гнева. - Я нашел доказательства правоты своего отца. Он собирал их в течение многих лет. Все! Там все! Список ваших слуг. Вы - дьявол, глава монстров. Убийца! Нечисть! Вы превратили эту прекрасную женщину в свою личную рабыню! Она бы использовала меня, чтобы пополнить ваши ряды. Безумие печали и ярости смешалось с фанатичным желанием отомстить. Руди Романов поверил в записи своего отца и пришел убить главу вампиров. Михаил понимал всю опасность: весь воздух был наполнен ею. Он позвал Рейвен, прикоснувшись к ее сознанию своим, с любовью, нежной лаской. - Появившееся дыхание Рейвен было тихим и ровным. От его предупреждения, наполнившего ее сознание, она автоматически просканировала спальню. Ее тело чувствовало себя вялым и безжизненным, потребность во сне была слишком сильна. Ее сознание казалось притупленным, непонимающим. Она моргнула, стараясь пробиться сквозь туман. - Потребовалась большая концентрация и невероятное усилие, чтобы потереться лицом об путаницу волос на его груди. Она ради пробы прочистила горло. - Я могу ответить из-за двери, и посмотреть чего он хочет. Я скажу ему, что ты на работе. Он почувствует себя глупо и оставит нас одних. Он прижал ее голову к себе. Она все еще продолжала думать, как человек, не сознавая об ужасной цене бессмертия. - Рейвен изогнулась в его руках подобно кошке, ее потребность во сне была подавляющей. - Руки Михаила обвились вокруг нее со всей силой его любви, его потребности защитить ее. Рейвен пробудилась достаточно для того, чтобы просканировать окружающее ее пространство. Чернота ярости Руди Романова была подобна живому существу, подобно требовательной смерти. Ее сила ударяла ей в голову. - Его подбородок потерся об ее макушку. - - Пальцы Михаила с нежностью прошлись по ее щеке. Это было так похоже на нее - испытывать сочувствие к мужчине, вся сущность которого стремилась убить их. Неожиданно, его тело резко навалилось на нее. Дом вздрогнул, тихонько скрипнув на долю секунды, прежде чем первый взрыв отдался в их ушах. Над ними, на первом этаже, в окнах вышибло стекла, антикварная мебель разлетелась на кусочки. Один удар сердца. Два удара сердца. Еще один взрыв сотряс дом, разрушив стену с северной стороны. В темноте блеснули клыки Михаила, раздавшееся шипение было обещанием безжалостного возмездия. Запах дыма, едкий и вонючий, проникал через потолок в их спальню, где сворачивался и собирался в ядовитое, обжигающее глаза облако. Над их головами пламя начало потрескивать и с жадностью лизать книги и картины - прошлое Михаила, его настоящее. Оранжево-красные язычки алчно поглощали имущество, которое Михаил собирал на протяжении долгих веков своего существования. Руди хотел уничтожить все, явно не понимая, что у Михаила много домов, много сокровищ. - Рейвен попыталась принять сидячее положение, но ее движения были болезненно медленными. - - Страх вцепился в нее. Она была беспомощна в своем нынешнем состоянии. Даже если бы ей удалось заставить себя спуститься в подвал, то она никогда бы не смогла зарыться в землю, не смогла бы похоронить себя живьем. Она сойдет с ума, прежде чем придет время возвращаться на поверхность. Она совершенно точно не могла заставить себя совершить это действие, но это было необходимо, чтобы вселить в Михаила мужество сделать то же самое. Он был важнее, каждый из его людей нуждался в нем. Дым стал плотнее, и комната нагрелась подобно духовке. Потолок над головой стал зловеще темнеть. Дым причинял боль ее глазам, жаля достаточно сильно, что она вполне могла получить ожог. - Она скатилась с кровати, приземлившись довольно-таки тяжело, отчего у нее вышибло дух. - Рейвен перетаскивала себя, дюйм за крошечным дюймом, следуя за болезненно-медленными передвижениями Михаила по полу. Они даже не могли ползти. Они были так слабы, что не могли встать на колени. Они скользили, вытянувшись во всю длину своих тел, используя свои руки для того чтобы передвигать себя вперед, пока не оказались перед спрятанным входом в подвал. Рейвен сделала бы что угодно, лишь бы Михаил оказался в безопасности убежища. Тепло поглощало воздух в комнате так, что их тела прямо-таки купались в поту; их легкие устали и горели. Даже совместными усилиями, казалось, невозможно было поднять крышку люка. - Она отбросила все: свой страх, дым, огонь, агонию и ярость Михаила от того, что горит его дом, хищное животное, поднимающееся в нем. Она сузила все свои мысли на тяжелой двери, сфокусировалась, нацелилась. И та с бесконечной медлительностью начала двигаться, протестующее скрежеща металлом по дереву, но неохотно повиновалась. Михаил делился с ней своей силой. Когда дверь, наконец, распахнулась, раскрывая зияющую пропасть внизу, они изнуренно прислонились друг к другу, урывая момент, их сердца бешено колотились, их легкие горели огнем от клубившегося вокруг них дыма. На потолок, над их головами, с крыши посыпались обломки. Огонь ревел подобно гигантскому монстру, яростным пожарищем, громким и жутким. Рука Рейвен проскользнула в руку Михаила. Он сжал свои пальцы вокруг ее. - - Рейвен смогла почувствовать произошедшие в нем изменения. Он не был больше человеком, а стал Карпатцем в полном смысле этого слова - зверь внутри него собирался с силами, выжидая. Враг разрушил его дом, его имущество, угрожал жизни его паре. Медленное смертельное шипение вырвалось у Михаила. От этого звука ее сердце заколотилось. С Рейвен он всегда был нежным и добрым, ласковым и любящим. Но сейчас хищник вырвался на свободу. Рейвен проглотила свой страх, закрыв глаза и очистив сознание. Ради Михаила, она была готова найти возможность спуститься вниз, в темную землю под подвалом, который располагался ниже. Михаил кружился в ней, сильный как всегда. - Ее тело стало казаться нереальным, легким как сам воздух. Рейвен держала глаза закрытыми, даже когда почувствовала, как нежно вокруг нее кружится воздух, как обдувает ее кожу. Она могла чувствовать в своем сознании Михаила, хотя ее тело стало не более чем мимолетной дымкой, переплетенной с ним. Темнота окружила их, ласкала их, несла их вниз к плодородной почве. Рейвен распахнула глаза, пораженная и обрадованная, обнаружив себя в подвале. Она спланировала по воздуху как перышко. Это возбуждало. На краткий момент ее удовольствие вытеснило страх и ужас от огня. Она смогла передвинуть тяжелый предмет, используя всего лишь силу своего сознания, а теперь она прошла через воздух, пролетела, словно была легким ветерком. Рейвен прислонилась к Михаилу, устало. - В ответ Михаил просто притянул ее ближе, его руки обвились вокруг нее, ее изящное тело оказалось окружено и защищено его сильным телом. Возбуждение спало. Она точно также находилась внутри него, как и он внутри нее, и она чувствовала ледяной холод его горечи, безжалостной решимости. И это ничуть не было похоже на белый жар его ярости, это было намного-намного хуже. Этот Михаил был полностью Карпатцем, таким же опасно-смертельным, как и любой из мифических вампиров. Абсолютное отсутствие эмоций, сплошная концентрация железной воли и абсолютной решимости были пугающими. Он будет мстить быстро и беспощадно. Никакой золотой середины. Романов стал его врагом и его следует уничтожить. - Его подбородок опустился на макушку ее головы, его сознание послало ей волны тепла и любви. Но внутри так и осталась крайняя холодность, которую не тронули ее слова. Только рядом с Рейвен он чувствовал нежность, со всем остальным миром это было приравнено к действию - убить или быть убитым. Рейвен сделала еще одну попытку. - - Она не понимала, и он не решился рассказать ей. Они не были в безопасности. Огонь ревел над их головами, поглощая основание пола так же быстро, как и верхний этаж. В скором времени им придется уйти в безопасное убежище земли. Он также не был уверен, что их объединенных сил будет достаточно, чтобы раскрыть землю. Даже если бы это и получилось, он знал, что не смог бы отправить ее в глубокий сон. У него почти не осталось сил, почти все они ушли за время дня. Они либо выживут, либо умрут вместе. Они будут вынуждены лечь в землю. Рейвен придется пережить похороны живьем еще до окончания этого дня, до конца которого еще много часов. Руди Романов обрек Рейвен на невыносимую пытку. Михаил знал ее величайший страх - асфиксию. Его губы дернулись еще в одном молчаливом рычании. Смерть его дома, - любимого, - он мог простить, насколько это было возможно, но лежать беспомощным, в то время как Рейвен испытывает агонию от погребения, - это не заслуживает прощения. Все мысли Рейвен были о Михаиле, об его потере. Она испытывала сочувствие к Романову, она беспокоилась, что его свидетельство может поставить под угрозу других. Если бы Михаил смог собраться с силами, то поцеловал бы ее. Вместо этого, он сделал это своим сознанием. Всю свою любовь, все свое понимание ее сочувствия, ее безоговорочной любви, ее самоотверженности, он вложил в свой мысленный поцелуй. Ее глаза расширились, стали темно-фиолетовыми, затем сладко-сонными, словно он опьянял ее своими поцелуями. Его руки запутались в ее волосах. Таких шелковистых, таких любимых. На краткий момент он закрыл глаза, смакуя этот момент, смакуя то, как она, заставляла его чувствовать себя таким любимым, таким заботливым. Он никогда этого не чувствовал на протяжении всех веков своего существования, и он был благодарен за то, что смог продержаться достаточно долго, чтобы испытать радость от единения с истинной Спутницей Жизни. Звук огня над головой вновь стал громче. Рухнула балка, разбившись об пол над ними, и через открытую дверь в подвал посыпались искры, принося с собой дым и зловонный запах смерти. Смерти их дома. - Рейвен закрыла глаза, вновь вернулась паника. - Михаил не мог тратить время на споры. - Рейвен была готова сделать что угодно, лишь бы спасти его. Если это означало отдать ему последние унции своей силы, - что ж так тому и быть. Без ограничений, с полной любовью и щедростью, Рейвен поделилась с ним своей силой. Почва раскрылась прямо рядом с ними, разделившись на части, словно огромный куб был аккуратно извлечен из земли. Яма лежала раскрытая, свежая и прохладная, исцеляющая сила земли манила Михаила, но эта же влажная темнота заставляла ужас и абсолютный страх подниматься в Рейвен. Она старалась доблестно удерживать свой ум в спокойном состоянии. - За считанные секунды Михаил перекатился, обхватывая Рейвен руками и перенося их обоих через край в поджидающие руки земли. Он почувствовал ее молчаливый крик, эхом отозвавшийся в его сознании, но заставил свое сердце позабыть про жестокий страх внутри нее и, используя последние унции силы, сосредоточиться на закрывании земли над ними. Будучи тенью в ее сознании, он с легкостью мог читать ее намерения - она бы никогда не пошла с ним. Она все кричала и кричала, звук в его голове был диким и неконтролируемым. Очевидный, примитивный ужас. Она просила его, умоляла. Но Михаил мог только держать ее, впитывая волну за волной ужаса. Ее сознание представляло собой лабиринт паники и хаоса. Сам же он был изнурен, используя свои силы вплоть до последней унции, чтобы обеспечить их безопасность. За всю свою жизнь - столетия жизни - он никогда не знал что такое ненависть. Но, лежа здесь, не обладая силами, чтобы отправить ее в забытье; со своим домом, горящим над их головами, и Рейвен, все ближе приближающейся к краю безумия рядом с ним, он научился. Он вновь выбрал для них жизнь, хотя при этом подверг ее таким ужасным страданиям. Помочь ей, он мог только вновь собравшись с силами. А восстановить потраченное ему удастся, только отгородившись от нее, обретя силы в бессмертном сне, присущем его виду, и позволив земле снова наполнить его силами. От этого новая волна ненависти поглотила его. - Она не смогла услышать его, отчаянно стараясь сделать глоток воздуха, которого здесь не было. Вместе со своей паникой и истерическим страхом, она ощутила чувство предательства из-за того, что он настоял на своем, навязал ей свое решение. Михаил не решился погрузить себя в сон, вместо этого он продолжал оставаться в полной готовности, его руки - в ее волосах, его тело - расслабленным, впитывающим исцеляющее богатство земли. Он не оставит ее одну перед лицом того, что она рассматривает как похороны. Пока она испытывает страдания, он был решительно настроен оставаться с ней и разделить эту ужасную ношу. Хаос в ее сознании, казалось, продолжался вечность. Как только ее тело стало совершенно уставшим, как только истощение проникло через бессмысленный крик, она начала задыхаться, и этот звук страшно булькал в ее горле. - Ее страх был слишком большим, а его сила не больше тени, иллюзорна. Михаил смог почувствовать, как ее горло закрылось, словно было его собственным, смог услышать ужасный предсмертный крик. Он на мгновение отгородил свое сознание, позволяя земле укачать его в своей колыбели, успокоить, исцелить благоуханием почвы. Она пела ему мягким шепотом, мурлыкала колыбельную. Она проникала в его тело, оздоравливая, придавая энергии. Земля давала столь необходимое ему спокойствие, чтобы встретиться лицом к лицу с ее мучениями. - Ее сознание по-прежнему оставалось хаотичным, она по-прежнему задыхалась. Он почувствовал первое движение, ее первую попытку. Земля пела в нем, заполняя его клетки пока они не стали напоминать паруса на ветру. - - Он позволил ей ощутить движущуюся в нем силу, обещание отдыха и помощи. В своем сознании он держал только тепло, любовь и впечатление власти. Ей необходимо было поверить в него, необходимо было слиться с ним, чтобы она смогла ощутить могущество земли, точно также как это ощущал и он. Рейвен понимала, что сходит с ума. Она всегда боялась закрытых пространств. И не имело значения, что Михаил говорил, что она не нуждается в воздухе. Она знала, что нуждается. Потребовалось несколько попыток и вся дисциплина, которой она обладала, чтобы заблокировать страх, ужас, правду о том, что она лежит глубоко под землей. С последним слабым усилием она вползла в сознание Михаила и отступила от реальности того, чем она стала, и что ей приходиться делать, чтобы выжить. Хватка Михаила, которой он удерживал ее, была ненадежной. Рейвен была легкой, нереальной в его сознании. Очень тихой, почти неподвижной. Она не принимала исцеляющую силу земли и не боролась с ситуаций, в которой они оказались. Рейвен не отвечала на его нежные вопросы. Он знал о том, что она там, только по небольшому съежившемуся мерцанию в уголке своего сознания. Прошло некоторое время, прежде чем он начал осознавать слабое изменение силы, рябь узнавания, подобно поисковому кристаллу, глазу, раскрывшемуся в земле рядом с ними. Они были больше не одни. Присутствующий дотронулся до него, вошел в его сознание. Мужчина. Могущественный. Грегори. - Грегори не спрашивал, и Михаил был поражен, действительно поражен, тем, что мог поддерживать контакт. Рейвен и он находились глубоко в недрах земли. Солнце все еще было высоко в небе и все Карпатцы были слабы. Как Грегори мог совершить такой подвиг? Это было неслыханно, даже в легендах и мифах прошлого, о таком не упоминалось. - Грегори был очень далеко, это Михаил смог определить, тем не менее, связь между ними была очень сильна. Послав Рейвен в сон, Грегори получит некое подобие власти над ней. Михаил замер в нерешительности. Доверяет ли он Грегори? Сила, которой обладал Грегори, была феноменальной. Раздался низкий, невеселый смех. - - Грегори был их целителем. Если он сказал, что Рейвен не сможет пережить погружение в землю, то это только подтверждало его собственные мысли. Грегори никогда не признался бы в этом, если бы не считал ситуацию чрезвычайно опасной. Он предоставил Михаилу единственную причину, по которой он мог ему доверять. Привязанность и сожаление поднялись в его душе, смешиваясь. - Команда Грегори была четкой, властной, которую невозможно было игнорировать. Дыхание покинуло Рейвен с тихим вздохом. Ее сердце замедлилось, пропустило удар, остановилось. Ее сознание закрылось, не пропуская ужас, ее тело раскрылось навстречу исцеляющей силе богатой земли. - Наконец- то, Михаил позволил себе такую роскошь, как сон, позволяя земле воспользоваться шансом и до краев наполнить его колоссальной силой. Он нуждался в силе, которую давала ему земля, чтобы осуществить свое возмездие. Плотнее прижав Рейвен к себе, Михаил одновременно сделал последний вдох, не сомневаясь, что угрожающая им опасность прошла. Солнце, казалось, светило очень долго, прежде чем скрылось за горизонтом. Цвет неба стал кроваво-красным, окруженным оранжевыми и розовыми тенями. Появившуюся луну, подобно тонкой вуали, закрыли облака. А окружившее луну кольцо было подобно какому-то ужасному предзнаменованию. Лес был темным, пугающе молчаливым. Усики тумана низко стелились по земле вокруг деревьев и кустов. Легкий ветерок лениво гнал облака, ласкал тяжелые ветки и пытался, правда, напрасно, рассеять запах дыма, который стойко затянул лес. Ветерок дотронулся до темного пепла и сгоревших балок, почерневших камней - всего, что осталось от того, что когда-то было домом Михаила Дубрински. Двое волков обнюхали потемневшие остатки, подняли свои морды к небу и печально завыли. Сквозь лес им ответила остальная стая, пением выражая свою печаль. Через несколько минут эхо отданного им долга затихло в дали. Двое волков оббежали обуглившиеся руины и, учуяв две неясные тени, в тревоге резко остановились возле кованных железных ворот. Животные резко развернулись и побежали прочь, найдя нечто зловещее в двух безжизненных фигурах. Они быстро пронеслись назад в темноту леса. Молчание вновь укрыло горы подобно покрывалу. Лесные создания предпочли попрятаться в своих логовах и норах, чем столкнуться с запахом пепла и смертью дома того, кто так долго был их частью. Внизу под землей лежало два тела - без движения, безжизненно. В тишине одно сердце начало биться. Сильно, ритмично. Кровь стремительно начала бежать по венам. Долгое тихое шипение возвестило о начале работы легких. Темные глаза раскрылись, и Михаил обследовал землю над их головами. Было далеко за полночь. Огонь был потушен, пожарные, следователи и любопытные искатели давно ушли домой. Наверху он почувствовал присутствие Жака и Грегори. Больше никого, ни людей, ни Карпатцев, поблизости не наблюдалось. Михаил перенес все внимание на Рейвен. Каким бы великим не было искушение скомандовать Грегори разбудить ее, он понимал, что это было бы эгоистично и не в ее интересах. Пока ее полностью не поднимут из земли, Рейвен лучше оставаться спящей. Ей не нужно напоминание об ее ужасном суровом испытании. Он сжал руки вокруг ее неподвижного, прохладного тела, прижимая к своему сердцу в течение довольно долгого момента. Прорвавшись через земную кору, Михаил, как только появился на ночном воздухе, испытал легкую дезориентацию. Когда он оказался в состоянии, то поднялся в воздух, что позволило бы ему лучше защитить Рейвен, если бы в этом возникла необходимость. Воздух ворвался в его легкие, обдувал его тело. В свете луны серебром замерцали перья, раскрылись огромные крылья, достигающие в длину добрых шесть футов, и с силой взмахнув, подняли в небо невероятно огромную сову, где та сделала круг над темным лесом, ища врага, который оказался достаточно глуп, чтобы угрожать ему. Михаилу требовалась свобода, которую могло дать только небо, чтобы избавиться от унылых отзвуков перенесенного Рейвен ужаса, который все еще сильным эхом отдавался в его голове. Он резко направился к земле, приблизившись к ней настолько близко, насколько мог, прежде чем раствориться в тумане. Поток капель пролился через деревья, а затем собрался воедино, формируя тело огромного волка. Он бежал легко, поддерживая невероятную скорость, уклоняясь от кустарников, деревьев, и, перепрыгнув через поляну, вновь поднялся в воздух, подобно стреле, выпущенной из лука. Когда его сознание наконец-то стало более-менее ясным и спокойным, Михаил рысью понесся по направлению к потемневшим руинам, вновь принимая свою собственную мужественную человеческую форму, и, полностью одетый, шагнул навстречу брату. Он прекрасно сознавал, что вся природа, все, чьей частью он был, могла чувствовать его ледяную ярость. Она находилась глубоко внутри него, кипя, внося дисгармонию в окружающий воздух, в лес. Его врагам не удастся сбежать. Жак медленно выпрямился, словно провел в ожидании много часов. Его рука прошлась по задней части его шеи, потерев основание. Михаил и Жак уставились друг на друга с темной грустью в своих глазах. Жак сделал шаг вперед и потянулся к Михаилу с несвойственной ему привязанностью. Пожатие было кратким и сильным, когда два крепких дуба обменялись объятиями. Михаил знал, что Рейвен бы рассмеялась над ними обоими за это. Грегори пребывал в прежнем положении - сидя на корточках и пригнувшись низко к земле - его неподвижное тело могло посоперничать с широким стволом дерева. Он был полностью неподвижен, его потемневшее лицо не выражало никаких эмоций. Его глаза были подобны обломкам серебра, напоминая постоянно движущуюся ртуть в гранитной маске. Грегори поднялся медленно, с плавной силой и явной опасностью. - Спасибо, что пришел, - просто проговорил Михаил Грегори. Своему старому другу. Своей правой руке. Их величайшему целителю, безжалостному охотнику на нечисть. - Романова доставили в госпиталь и дали успокоительное, - тихо сказал Жак. - Я сказал горожанам, что ты и Рейвен уехали на несколько дней. Ты популярен среди деревенских жителей и все они возмущены тем, что произошло. - Сможем ли мы возместить ущерб, нанесенный нашему народу? - Спросил Михаил. - Мы можем уменьшить его, - правдиво ответил Грегори. - Но Романов уже отослал найденные им свидетельства нескольким людям. Мы должны приготовиться к обороне. Весь наш образ жизни будет изменен навсегда. - Грегори небрежно пожал широкими плечами. - Его доказательства? - Отпечатки пальцев, фотографии. Он был в ужасно нервном состоянии. Доктора верят, что он совершенно не в себе и опасен не только для себя, но и для окружающих. Картины, которые я вытащил из его сознания перемешаны. Его родители, но в основном его мать. Очевидно, именно он обнаружил ее тело. Твой дом. Чувство вины. Огонь. - Грегори всмотрелся в небо над своей головой, медленно и осторожно скользя своими бледно-серебристыми глазами. Его грубые черты продолжали оставаться совершенно неподвижными и суровыми. Грегори излучал опасность. Все его тело, его манера держаться говорили о власти, об угрозе. И в тоже время выражение лица Грегори было пустым. Михаил чувствовал монстра внутри него, дикого и неприрученного, затаившегося прямо под поверхностью, стремящегося вырваться на свободу. Их глаза встретились в каком-то безнадежном понимании. Еще одна война. Больше убийств. Чем больше мужчина убивает, тем опаснее становятся шепоты силы, призывы стать вампиром. Жестокость была единственной вещью, которая позволяла многовековому мужчине ощущать скоротечность времени. Что само по себе было ужасным стимулом для каждого в темном безнадежном мире. Грегори отвел взгляд, не желая видеть сочувствие на лице Михаила. - У нас нет выбора, кроме как вызвать к нему недоверие. - Но прежде всего, Рейвен должна находиться в безопасности и под защитой, пока мы занимаемся данной проблемой, - резко проговорил Михаил. - Твоя женщина очень хрупка, - тихо предупредил его Грегори. - Доставь ее на поверхность и одень, прежде чем я разбужу ее. Михаил кивнул. Грегори с легкостью прочитал его намерения. Он бы ни за что не захотел, чтобы она проснулась в месте, которое отдаленно напоминало бы холодную могилу. Жак и Грегори отошли к лесу, предоставляя Михаилу уединение. Лишь после того как Рейвен оказалась в безопасности его объятий, Михаил подумал о том, чтобы одеть ее по-американски. Используя естественные волокна, которые легко поддавалась воздействию Карпатцев, он создал синие джинсы и рубашку с длинными рукавами. - Рейвен, задыхаясь, проснулась, вцепилась в свое горло, отчаянно стараясь втянуть воздух в свои горящие легкие. Она была смущена, охвачена паникой, отчаянно борясь. - Почувствуй воздух на своей коже, - тихо приказал Михаил, его рот прижался к ее уху. - Почувствуй ночь, ветер. Ты в безопасности в моих руках. Ночь прекрасна, цвета и запахи разговаривают с нами. Сине- фиолетовые глаза Рейвен занимали почти все лицо, ничего не видя, ничего не понимая. Она сделала глубокий вдох, и постаралась сделаться как можно меньше. Прохладный ночной воздух потихоньку творил свою магию, снижая ужасную борьбу в ее горле. Слезы, подобно драгоценным камням, замерцали в ее глазах, запутались на ее ресницах. Михаил усилил свое объятие, так, чтобы она смогла почувствовать всю силу его большого тела. Медленно, дюйм за дюймом, ее тело начало становиться менее напряженным, так, что она смогла расслабиться. Он дотронулся до ее сознания с нежной теплой лаской, обнаруживая, что она борется за самоконтроль. - Я здесь, Рейвен, с тобой. - Сознательно проговорил он вслух, чтобы как можно больше походить на человека. - Ночь взывает к нам, приглашает нас, разве ты не слышишь? Послушай сколько красоты в песне насекомых и прочих ночных созданий. Позволь себе услышать ее. - Он говорил с ритмичными притягательными нотками, почти гипнотическими. Рейвен подняла колени и уткнулась в них лбом, согнувшись. Она раскачивалась взад и вперед, с реальностью ее удерживала только тонкая нить. Она просто чередовала вдох и выдох, оценивая свою способность делать это, сосредотачиваясь на самом процессе дыхания. - Я хочу доставить тебя в безопасное место, подальше отсюда. - Он широким жестом указал на обуглившиеся руины его некогда красивого дома. Рейвен продолжала держать голову опущенной вниз. Она просто вдыхала и выдыхала. Михаил вновь дотронулся до ее сознания. В нем не было мыслей ни об осуждении, ни о предательстве. Ее сознание было разбито на фрагменты, помято и неустойчиво, отчаянно стараясь выжить. Ее привычная одежда и его присутствие давали ей ощущение спокойствия. Его ледяная ярость, его желание яростного возмездия вновь подняли голову. - Маленькая сестра. - Жак появился на границе леса, сбоку от Грегори. Когда Рейвен не подняла глаза, Жак сел рядом с ней, его рука погладила ее по плечу. - Волки сегодня ночью безмолвствуют. До этого ты их слышала? Они оплакивали потерю дома Михаила. А теперь они молчат. Она моргнула, ее потерянный пристальный взгляд сосредоточился на лице Жака. Она ничего не сказала, но появилось ощущение, что она его не узнала. Она дрожала, озноб сотрясал ее маленькое тело, запертая между тремя могущественными мужчинами. - Михаил дотронулся до бархатной, как лепесток розы, кожи, нежными пальцами прошелся по изящной скуле. - Ты была права, малышка. Мы построим наш дом вместе, построим его более крепким, чем когда-либо. Мы выберем место, глубоко в лесу, и наполним его такой любовью, что она прольется и на наших волков. Ее сине- фиолетовый взгляд полыхнул внезапным узнаванием, поднявшись к лицу Михаила. Кончик языка коснулся полной нижней губы. Она выдавила робкую улыбку. - Я не думаю, что из меня выйдет Карпатка. - ее голос напоминал едва ли не писк. - Вы именно такая, какой и должна быть Карпатская женщина, - галантно заметил Грегори, тон его голоса был низким и мелодичным, с успокаивающими исцеляющими нотками. Оба, - и Михаил, и Жак, - обнаружили, что внимательно вслушиваются в неотразимый тон. - Вы подходите нашему принцу, чтобы стать его Спутницей Жизни, и я свободно дарю вам свою верность и защиту, точно так же, как я подарил их Михаилу. - Тон его голоса сознательно стал низким, просачиваясь в ее фрагментированное сознание подобно успокаивающему бальзаму. Растерянный взгляд Рейвен перешел на Грегори. Ее длинные ресницы взметнулись вверх, глаза стали такими темными, что казались почти пурпурными. - Вы помогли нам. - Ее пальцы поискали и нашли пальцы Михаила, переплетясь с ними, но взгляд не отрывался от лица Грегори. - Вы были так далеко. Солнце стояло высоко, но, тем не менее, вы обо всем узнали и оказались способны помочь нам. Для вас это было трудно, я почувствовала это, когда вы потянулись ко мне, чтобы забрать то, что я не могла вынести. Серебристые глаза, резко выделяющиеся на темном лице, сузились до разрезов жидкого серебра. Завораживающие. Гипнотические. Голос понизился еще на одну октаву. - Михаил и я связаны: мы вместе делили долгие темные годы пустоты без единой мысли о надежде. Возможно, ты представляешь надежду для нас обоих. Рейвен неотрывно и серьезно посмотрела на него. - Это бы доставило мне удовольствие. Михаил почувствовал, как волна любви накатывает на него, волна гордости. В Рейвен столько сочувствия. И хотя ментально она была избита и расплющена, и хотя сознание Грегори было плотно закрыто от них, а по его резким чертам было невозможно ничего прочитать, она поняла, что Грегори борется за выживание, что он нуждается быть втянутым в круг света и надежды. Михаил мог бы сказать ей, что Грегори похож на воду, утекающую через пальцы, которую невозможно ни удержать, ни проконтролировать. Он был сам себе закон - темным опасным мужчиной на краю зияющей бездны безумия. Михаил скользнул руками вдоль ее плеч. - Мы собираемся доставить тебя в какое-нибудь безопасное место. - Тихо проговорил он, словно разговаривал с ребенком. Пристальный взгляд Рейвен на некоторое время замер на лице Михаила. На этот раз ее улыбка была естественной, - затронула ее глаза и осветила их впервые за это время. - Если бы вы трое могли увидеть себя со стороны. Это очень мило с вашей стороны защищать меня, словно я фарфоровая куколка, особенно, когда я чувствую себя на нее похожей, но Михаил присутствует во мне, а я - в нем. Я чувствую тоже, что чувствует он, знаю его мысли. Хотя он старается спрятать их от меня. - Она наклонилась, чтобы поцеловать его темную от щетины челюсть. - Я люблю вас за попытку защитить меня, но я не слабая. Мне просто нужно было преодолеть те человеческие ограничения в моем сознании, которые мешают мне. Никто из вас не сможет сделать этого за меня. Я должна сделать это сама. Жак протянул Рейвен руку со старомодной галантностью. Она приняла ее и позволила поднять себя на ноги. Михаил встал рядом с ней, его руки прижали ее под защиту его тела. Она нуждалась в этом контакте, в его близости, в твердом ощущении его тела. Грегори исполнял роль охранника, всматриваясь в воздух, землю, двигаясь так, что его тело постоянно закрывало принца и его Спутницу Жизни. Три внушительные фигуры окружили небольшую фигурку, двигаясь как одно целое, как почетный караул, - их шаги были медленными и ленивыми, их сознания безмятежны, без единого намека на нетерпение или на их желание взяться за свою ночную работу. Голод разъедал Михаила, но он также держался в уголке сознания. Когда ее сознание дотрагивалось до его, она чувствовала только любовь и обеспокоенность, желание порадовать ее. Рейвен наслаждалась ощущением мягких листьев под своими ступнями, когда они шли через лес. Она подняла свое лицо навстречу ветру, глубоко вдыхая все секреты, которые смог донести и разгласить легкий ветерок. Каждое насекомое, каждый шорох в кустах, каждое покачивание веток уменьшало ужасный страх на ее сердце, удаляя пугающие воспоминания как можно дальше в уголки памяти. - Я могу полностью избавить тебя от них, - тихо предложил Михаил. Рейвен улыбнулась ему небольшой улыбкой, предназначенной, чтобы подбодрить его. Ее тело слегка потерлось об его. Она прекрасно сознавала, каким соблазном это было для него, как двое остальных мужчин посчитали его сумасшедшим из-за того, что он не воспользовался шансом. - Ты же знаешь, что я предпочитаю сохранять свои воспоминания. Все их. Они шли примерно час, Михаил неуловимо направлял ее вверх по извилистой узкой тропинке вглубь леса и выше в горы. Небольшой домик скрывался за скалой. Почти у самых стен густо росли деревья. Снаружи он выглядел маленьким, темным и заброшенным. Именно Жак и Грегори оказались теми, кто изменил темный интерьер домика. По мановению руки исчез слой пыли. Полена в камине оказались охвачены пламенем. Зажглись свечи, и аромат леса наполнил помещение. Рейвен, не сопротивляясь, вошла в домик. Грегори и Жак прошлись по небольшому строению, обустраивая его настолько, насколько были способны за такой короткий промежуток времени. А затем удалились под защиту леса, предоставляя Михаилу и Рейвен время побыть вдвоем. Рейвен прошлась по деревянному полу, устанавливая между собой и Михаилом дистанцию. Она все еще была очень слаба, но хотела обходиться без поддержки Михаила настолько, насколько это было возможно. Она дотронулась до спинки стула, проходясь по ней пальцами. Привычное ощущение дерева помогло уменьшить охватившую ее дрожь. - Спасибо, Михаил, за мои синие джинсы. - Через плечо она подарила ему слабую улыбку. Загадочную и сексуальную, невинную и невероятно хрупкую. В глубине ее синих глаз он не нашел ни гнева, ни обвинения - только любовь к нему сияла там. - Я счастлив, что они понравились тебе, хотя я все еще считаю, что это одежда для мужчин, а не для красивой женщины. Я надеялся, что они заставят тебя улыбнуться. - Только от того, что на твоем лице появится то страдальческое выражение. - Она встала возле окна, ее глаза с легкостью пронзали темноту. - Я никогда больше не хочу пережить это вновь. - Сказала она резко, со значением. Желая, чтобы он понял, что она серьезна. Михаил резко втянул воздух, скрывая ответ, готовый сорваться с языка. Вместо этого он тщательно подобрал слова. - Наша кровь и, прежде всего, наши тела, приветствуют землю. Раны на моей ноге прошли за одну ночь. Твои раны, такие глубокие, почти смертельные, зажили за шесть ночей. Рейвен наблюдала, как ветер гонит по земле листья. - Я довольно-таки умна, Михаил. Я смогла лично убедить, что то, что ты мне говоришь правда. Разумом, я возможно даже принимаю это, восхищаюсь этим. Но я ни за что не хочу испытать это вновь. Я не могу. Я не желаю, и прошу тебя принять этот недостаток во мне. Он прошел разделяющее их расстояние. Его рука обхватила ее сзади за шею и притянула в его объятия. Он обнимал ее, здесь в старом домике, глубоко в горах и лесах. Он горевал о потере своего дома, своих книг, горевал о своем прошлом, но больше всего, он горевал о своей неспособности отдалиться от Рейвен. Он мог приказывать земле, животным, небу, но, тем не менее, он не мог заставить себя удалить ее воспоминания, потому что она просила его не делать этого. Такая невинная, небольшая просьба. Рейвен подняла голову, изучая темные черты его лица своими серьезными глазами. Очень нежно она разгладила глубокие морщинки тревоги на его лбу. - Не печалься обо мне, Михаил, и прекрати брать на себя так много. Воспоминания полезная вещь. Когда я стану сильнее, я смогу вернуться к ним и изучить их, взглянуть на них с других углов, и возможно стану чувствовать себя намного уютнее с вещами, которые мы должны делать, чтобы защитить себя. - Какая-то нотка юмора слышалась во всем этом, а также хорошая доля скептицизма. Рейвен взяла его за руку. - Знаешь, любовь моя, ты не несешь ответственность за мое счастье, или за мое здоровье. Всякий раз у меня был выбор, с самой первой нашей встречи. Я выбрала тебя. Совершенно ясно, в своем сердце и в своих мыслях я выбрала тебя. Если бы мне вновь пришлось пережить все это, даже зная о том, через что мне придется пройти, я все равно выбрала бы тебя без колебаний. Его улыбка могла растопить ее сердце. Обхватив ее лицо руками, Михаил наклонил голову, прикасаясь своим ртом к ее. Внезапный электрический разряд проскочил между ними. Во влажном прикосновении его рта Рейвен смогла почувствовать всю его любовь. Поднявшийся голод был резким и разъедающим. Звук жарко текущей крови, биение сердец, неожиданное бурное влечение буквально поглотили их обоих. И хотя его руки обвились вокруг нее, притягивая ближе к его твердому телу, его нежный рот нес несомненный аромат его сильной любви. Пальцы Михаила запутались в ее шелковистых волосах, словно он хотел навечно удержать ее рядом с собой. Рейвен растворилась в нем, на краткий момент она почувствовала себя мягкотелой, гибкой, почувствовала себя сладостным теплом, согревающим его. Она отодвинулась первой. По его лицу можно было очень легко увидеть терзающий его голод, поскольку точно такой же голод поднимался и в ней. Ее тело требовало питания после перенесенного ею сурового испытания. Подняв длинные ресницы, она взглянула на его горячо любимые мужественные черты лица, на чувственный разрез его рта, на чувственное приглашение, теплящееся в его темном пристальном взгляде. Рейвен поцеловала его горло, а ее руки взметнулись к пуговицам на его рубашке. Ее тело сжалось, пульсируя жаром и голодом. Ее рот прошелся по его коже. Она вдохнула его запах - дикую загадку ночи. Страстное желание внутри нее росло и распространялось подобно пожару. Ее язык попробовал на вкус его кожу, прошелся по линиям его мышц, и вернулся назад, чтобы погладить пульс, так сильно бившийся на его горле. - Я люблю тебя, Михаил. - Эти слова были прошептаны прямо в его горло. Шепотом сирены. Шелком и светом горящей свечи. Они были атласными и горячими, насыщенно сексуальными. Каждый мускул на его теле напрягся. Невыносимая потребность пронеслась по его телу, предвкушение. Она была удивительным чудом красоты, в котором сплелись человеческая хрупкость, храбрость и сострадание. Пальца Михаила в ее волосах сжались в кулак, притягивая ее голову к нему. Ее рот подобен шелковистому пламени, скользящему по его груди, все наращивая и наращивая тепло и огонь, пока все его сознание не оказалось охвачено красной дымкой голода. - Это опасно, малышка. - Черный бархат соблазна скользил в расплавленной хрипоте его голоса. - Я нуждаюсь в тебе. - Шепотом высказала она правду, и ее теплое дыхание согрело его плоские соски, творя интригующие вещи с его грудью. Она действительно нуждалась в нем. Его твердое тело, разгоряченное и дикое, прогоняло ощущение холодной земли, сомкнувшейся над ее головой. Ее тело нетерпеливо и многообещающе двигалось напротив его. Ее руки скользнули вниз, раздвинули края его рубашки и спустились еще ниже, чтобы найти молнию, где его плоть напряженно пыталась вырваться на свободу. Он с трудом ловил ртом воздух, резкий стон явного желания послужил ответом на ласковое поглаживание ее пальцев. - Мне необходимо ощутить в себе твое тело, Михаил, настоящее и живое. Я нуждаюсь в этом больше, чем во всем остальном. Дотронься до меня. Прикоснись ко мне везде. Я хочу ощутить тебя глубоко в себе. Михаил стянул рубашку через голову и отбросил прочь. Его руки обхватили ее узкую грудную клетку, выгибая ее тело назад таким образом, чтобы он смог потереться своей темной от щетины челюстью об мягкую кремовою возвышенность ее груди. От этого жесткого прикосновения язычки пламени начали лизать ее нервные окончания. Его рот скользнул вверх и прошелся по ее губам. Его язык погладил изящную линию ее шеи в том месте, где бешено бился пульс, медленно с величайшей лаской прошелся по волнующей линии ее горла, прежде чем с преднамеренно мучительной медлительностью спуститься к ее соску. Она почувствовала прилив влажного тепла, раскаленную боль, когда его губы сомкнулись вокруг ее груди, огненно и эротично. Рейвен издала крик и откинула голову назад, выгибаясь навстречу ему, предлагая себя сильному потягиванию его горячего рта. Без всякого предупреждения, монстр внутри него вырвался на свободу, собственнически взревел и сорвал ее отвратительные синие джинсы. Его зубы с легкими укусами прошлись по ее плоскому животу, когда он опустился на колени. Через тонкую ткань трусиков она почувствовала горячее исследование его языка - дикое, влажное, - от которого пропадало дыхание. Он отодвинул в сторону тонкий материал, нападая, поглаживая и лаская. Рейвен издала еще один крик, радостно приветствуя неприрученного зверя в нем, приподнимаясь, чтобы встретить его эротическое нападение. И когда он сорвал трусики, она прижалась к его голодному раскаленному рту. Низкое рычание вырвалось из горла Михаила, громкий звук ничем неприкрытого обладания. Он упивался ее диким откликом на его нападение. Он нуждался в ничем не сдерживаемой, необузданной хватке ее кулаков в своих волосах, притягивающей его ближе к себе, в хриплом бессвязном крике вырывающемся из ее уязвимого горла. Ее тело сжалось, раскаленное добела тепло неистово требовало освобождения. Рыча от наслаждения, его собственное тело запылало, иссушаясь и становясь невыносимо чувствительным, но он безжалостно удерживал ее на самом краю. Власть, бархатное тепло, их смешанные запахи омывали его, становясь частью его ненасытного желания. Он хотел, чтобы она поняла, что принадлежит ему, чтобы горела и нуждалась в нем, как он нуждается в ней. Его собственное имя эхом отозвалось у него в голове ее мягкой невнятной мольбой, от звука которой его напряженное тело начало испытывать невыносимую боль. Власть обладания обострила его голод, подвела к краю его аппетит, как сексуальный, так и физический, который он едва мог контролировать, чтобы не поглотить ее полностью. Его тело требовало ее прикосновения - прикосновения шелковистого тепла ее рта, покусывания ее зубов на его чувствительной коже. Его кожа была такой горячей от невыносимого желания к ней. С рычанием он вознес ее на облака, от чего ее тело охватила сильная дрожь и оно изогнулось, требуя большего - требуя его проникновения, требуя, чтобы его тело заполнило ее. Упав на колени, она начала сдергивать с него брюки, стаскивая их вниз, пока они не достигли его бедер, пока он не оказался на свободе, напряженно направленный в ее сторону. Ногти Рейвен царапали его ягодицы, ее язык ласкал твердые мускулы его груди. Ее заманчивый смех - низкий, соблазнительный, - эхом отозвался в его сознании. А скольжение ее шелковистых волос по его бедрам было почти невыносимым. Настал его черед, и он сообщил ей об этом рычащей мольбой, властным требованием. Когда она подчинилась, то горячий атлас ее рта, влажный и эротичный, почти свел его с ума. Если до этого ситуацию контролировал он, то теперь власть перешла к Рейвен, и она была в полном восторге от этого - от того, что могла сделать это с ним. Рычание пророкотало в его горле, становясь почти животным, невероятно пугающим. Его бедра двигались в безумном ритме. Неожиданно Михаил понял, что больше не может этого выносить, и, отдернув ее от себя, опустил на пол и раздвинул ее колени в стороны, готовясь овладеть ею. Прижав ее к полу, он овладел ею одним сильным мощным толчком, заполняя собой ее узкий бархатный канал так глубоко, как это только было возможно. Рейвен вновь вскрикнула, когда он с силой вошел в нее; каждый его толчок был яростным и энергичным, каждый последующий был более диким и исступленным, чем предыдущий. Ее же язык ласкал его горло. - Накорми меня, Михаил. Накорми сейчас, когда овладеваешь мною, а потом я дам тебе все, что ты захочешь. - Шепча это, она напоминала колдунью; сам ее голос словно добавлял восторга. Она никогда до этого не просила его крови, его дающей жизнь жидкости, и сама мысль об этом, была также сексуальна, как и ощущение ее рта на своем теле. Его тело напряглось, становясь невыносимо твердым, но, тем не менее, ее просьба предоставила ему возможность двигаться медленнее, так что он смог ощутить ее предвкушение, когда ее язык поглаживал место, где бился его пульс. И когда он погрузился в ее огненно-горячие ножны, ее зубы в ответ глубоко проникли в него. Раскаленное добела тепло и голубые молнии пронеслись через его тело. От утонченного, граничащего с болью, наслаждения он откинул голову назад. Горячий, сладостный запах его древней крови смешался с их мускусным запахом; сильное посасывание ее рта перекликалось с крепкой хваткой ее тела, окружившего его. Его движения сознательно соответствовали ее, он хотел, чтобы она приняла его кровь, его семя - саму сущность жизни - в свое тело. Тело Рейвен вздымалось навстречу его; настойчиво, в сладостной пытке, сжимая его в бархатных тисках, выдаивая с тем же самым темным огнем, что и ее шелковистый рот. От поглаживания ее языка по их телам прокатывались отголоски пережитого удовольствия, когда они лежали соединенные вместе. Его тело прикрывало ее, его руки удерживали ее на месте, каждая его мышца была твердой, как камень, и он все еще отчаянно нуждался в ней, словно никогда и не дотрагивался до нее. Его голод был невыносимым, значительно превосходя страстное желание, значительно превосходя что-либо когда-либо испытанное им. Пальцы Рейвен поглаживали его волосы, затем прошлись по его челюсти. Улыбнувшись ему с чистым соблазном, она намеренно приподняла бедра, прижимаясь ими к нему, а ее внутренние мышцы сжались, обхватывая его. Притянув к себе его голову, она впилась ртом в его, делясь сладостным вкусом его крови, поддразнивая, соблазняя, продлевая его жажду, подводя его к дикой несдержанности. Он вернул контроль себе, с силой впиваясь в глубину ее рта. Затем его язык ласково скользну по линии ее горла, задержался на бившемся там пульсе. Его зубы царапали, мучая, пока его тело агрессивно овладевало ею, погружаясь глубоко и мощно. Рейвен пробормотала его имя, притягивая его голову к своей груди, приподнимаясь в умоляющем приглашении. Его щека потерлась об ее кремовую возвышенность, он уткнулся в ложбинку между ее грудями, его темная от щетины челюсть царапала ее чувствительную кожу. Обхватив рукою ее грудь, он прикоснулся к ней своим ртом, горячим и влажным, сильно посасывающим. Она прижимала его к себе, в то время как ее тело взорвалось от удовольствия, подчиняясь ритму и темпу, который установил он. Михаил поднял голову, его глаза были сонными, сексуальными, гипнотическими, затягивающими ее в самые глубины его сознания, его души. Он потерся носом об ее грудь, погладил языком, приласкал. Жадным ртом он проложил дорожку из горячих влажных поцелуев по ее чувствительной коже. Его бедра подались вперед. Его глаза еще раз встретились с ее, в явном требовании. - Да, пожалуйста, да, - требовательно прошептала она, притягивая его голову обратно к теплу своего тела. - Я хочу этого, Михаил. Его зубы царапнули и пронзили кожу над ее грудью, огненно-белая боль охватила ее, но, не смотря на это, ее тело содрогнулось, разлетелось на части от иссушающего экстаза. Клыки проникли глубоко - таким ненасытным был в нем голод. Он погрузился в нее, желая большего, нуждаясь в совершенном трении огня и бархата, обволакивающих его. Он выпивал ее, втягивая саму жизнь в свое тело, его сознание слилось с ее, его тело заявляло на нее свои права в чистом господстве. Опасность. Сладостная опасность. Огненно-страстный секс переплелся с чистейшей любовью и полным слиянием их душ. Он хотел, чтобы это длилось вечность - этот момент, когда они делят одно тело, одну кожу, одно сознание. Быстрый и сильный, медленный и глубокий, - каждый удар был изысканным мучением. Ее кровь наполняла каждую клеточку, как раздувая его силу, так и иссушая ее, как ее тело иссушало его. Он чувствовал себя невыносимо напряженным, набухшим, вытянутым, безжалостно входя как можно дальше, доставляя обоих их ввысь, перенося за облака, где они взорвались в вихре огненных фрагментов и, растворившись, упали на землю. Рейвен лежала под ним, вслушиваясь в их смешанное сердцебиение; ее пальцы скользили в его темных волосах цвета эспрессо. Ее тело принадлежало ему - вся она принадлежала ему. Его язык ласково прошелся по ее коже, слизнув капельку крови, стекающую по возвышенности ее груди. Обрушив дождь поцелуев на ее груди, Михаил прошелся губами вверх по ее горлу и нашел ее рот в нежном и мягком поцелуе. Его рука скользнула по ее горлу, погладив его подушечками пальцев, упиваясь мягкой структурой ее бархатистой кожи. Он был поражен тем, что она выбрала именно этот момент, чтобы полностью принять свою жизнь как Карпатки. Он не сомневался, что она любит его и связана с ним, но он также знал и то, что она отвергает саму мысль о том, что будет вынуждена делать, чтобы жить. Его восхищало то, что после ужасающего травмирующего опыта она нашла в себе силы принять новую жизнь без всяких оговорок. За все то время, что они провели вместе, Михаил понял, что она всегда будет удивлять его. - Ты хотя бы имеешь представление, как сильно я тебя люблю? - Тихо спросил он. Ее длинные ресницы поднялись, взметнувшись, и ее фиолетовый взгляд уставился на него. Медленная восторженная улыбка изогнула ее рот. - Может быть, совсем чуть-чуть. - Она разгладила морщинки на его лбу. - Со мной все будет в порядке. Делай, то, что должен сделать, и не беспокойся за меня. - Мне бы хотелось, чтобы ты немного поспала. - Он передвинулся, избавляя ее от тяжести своего тела, и удивленно обнаружил, что все еще был частично одет. - Ты этого хочешь, только потому, что очень сердит на Романова и не хочешь, чтобы я знала о том, что ты планируешь сделать. - Она приподнялась на локте так, что густая копна ее шелковистых волос рассыпалась по ее телу, тонкой вуалью прикрывая грудь. От этого вида у него в животе все горячо сжалось, его темные глаза стали почти черными от внезапно нахлынувшего желания. Она же рассмеялась нежно, заманчиво. Михаил склонил голову, чтобы вкусить этот соблазн, и ее соски ужасно напряглись от прикосновения его языка. Пальцы Рейвен с любовью прошлись по его густым волосам. - Ты планируешь обеспечить безопасность Жака, оставив его со мной в качестве телохранителя. - Ее глаза смягчились, потеплев. - Ты планируешь сделать что-то, что я не смогу принять, но я верю в тебя, Михаил. Я считаю тебя великим и честным мужчиной. У тебя есть полное право презирать Руди, но я знаю, ты сможешь отставить это в сторону и сделать то, что будет более правильным. Он еще молод, смущен и зол, потрясен и травмирован жестокой смертью обоих родителей. Чтобы он ни нашел, он связал это с тобой, и что, в свою очередь, спровоцировало его срыв. Это ужасная трагедия. Михаил закрыл глаза и медленно выдохнул. Она по существу связала ему руки. Как он мог пойти и убить человека, подвергшего Рейвен мучениям, когда она достаточно сострадательна, чтобы простить его? - Иди, найди пропитание, прежде чем увидишься с ним. Ты сделал меня слабой, и если простишь мне небольшой невежливый карпатский юмор, то я ожидаю, что ты принесешь мне обед на дом. Пораженный, он уставился на нее. На довольно-таки долгий промежуток времени установилась тишина, а затем они оба прыснули со смеху. - Иди, одевайся, - приказал Михаил с шутливой строгостью. - Я не хочу, чтобы бедный Жак подвергался твоим мучениям. - Но я твердо намерена помучить его. Ему необходимо научиться не быть таким серьезным. - Жак самый несерьезный среди всех Карпатских мужчин. Он сохранял свои эмоции намного дольше всех остальных. Прошло всего несколько веков с тех пор, как он потерял их. - Он серьезен, когда дело доходит до того, чтобы отдавать приказы женщине. У него есть вполне определенные мысли относительно того, как мы должны себя вести. И я намереваюсь разобраться с этим. Он поднял бровь. - Я не сомневаюсь, что ты найдешь, чем его занять, пока мы будем отсутствовать. Но сделай мне одолжение, малышка, не будь с ним слишком строга. Они оба смеялись все то время, пока одевались. |
||
|