"Майкл Маршалл Смит. Книга иррациональных чисел (Сб. "Число зверя")" - читать интересную книгу автора

***

Я не хотел заходить, но выпил кофе в магазине напротив и увидел в
окно.., как она обслуживает покупателя! И я допил кофе и вошел в книжную
лавку.

***

17 - простой и совершенный возраст. 1 плюс 7 - это 8, а потому
цифровой корень совершенного возраста - эго 8.
Мне теперь тридцать пять, в 1999 году, в году цифры 1, в году начала.
А цифровой корень 35 тоже 8 - и у меня возникло то чувство, что кто-то
приближается. Вряд ли это совпадение. Наверное, я всегда буду в опасности,
когда мой возраст будет совпадать с возрастом девушек, когда у них будет
один и тот же цифровой корень. Здесь есть смысл - и это нас очень тесно
связывает. Когда мне было двадцать шесть, я этого не делал - и был в
безопасности. Сорок четыре будет опасно. Пятьдесят три. Шестьдесят два. Но
я не верю, что все еще буду это делать. Я бегаю по утрам, но не могу себе
Представить, что буду в шестьдесят два в нужной форме. Эти вещи - тебе не
прогулка в парке. А будет ли иметь смысл это делать, когда у меня волосы
поседеют и все мое тело сморщится, кроме бледного брюшка? Наверняка к тому
времени что-нибудь перегорит. Интересно, если вспомнить тест Уилсона для
простых чисел, который говорит, что (p - 1)! конгруэнтно -1 mod p,
оказывается, что простота числа 17 дает нам 16 (при основании 10) как
значение -1 по моду-гю 17. Половина от 16 - это 8. Опять-таки довольно
удобно А все восьмерки - это, конечно, 23. Я все еще не могу понять,
значит ли это, что я должен делать восемь в год. Это кажется очень много.
Мне хватило бы простых чисел поменьше, вроде 3, 5 или 7. Даже 7 кажется
слабым и жадным. 5 лучше. Пока что мне этого хватало. 2 как простое мне не
нравится, хотя оно и проходит тест Уилсона. Оно не ощущается как то, что
нужно. Сердце двойки иррационально. Сердце семнадцатилетних - имеет смысл.
Для них. И для меня.

***

Первого раза я не помню. Вообще-то считается, это запоминаешь. Я
помню только отрывки, искорки тьмы, но все в целом на самом деле не помню.
Помню, где она похоронена. Это я слишком хорошо помню. Иногда, когда я
лежу в постели и чувствую себя хорошо, медленно начинаю ощущать, как из
меня выступает. Я понимаю, это часть моего мозга, которая всегда стоит в
рощице возле Эппинга, смотрит на могилу, стоит в почетном карауле над
женщиной, по которой, быть может, никто другой особо тосковать не станет.
У нее не было семьи. Ей, конечно, было не семнадцать, было двадцать
девять. Все равно простое число, но более высокое. А вот как это было - не
помню, на самом деле. Более поздних помню. Вы ведь тоже, правда? Потому
что это было недавно. Но даже и они - только небольшие картинки, словно бы
я был по-настоящему пьян. Не был, но вроде этого. Это не так, как делаешь
что-то обыкновенное. Даже, наверно, смешно это по-своему Это не то, как
делаешь что-то нормальное.