"Уилбур Смит. Божество реки ("Древний Египет" #1) " - читать интересную книгу автора

и оно не могло справиться с ними.
Однако на этот раз ужасное предсказание не сбылось. Женщина узнала
украшения на маленьком трупике. Сердце мое наполнилось жалостью к охваченной
горем женщине, и я послал раба за пустым кувшином из-под вина. Хотя женщина
и ребенок были мне совершенно чужими, я едва сдерживал слезы, помогая
собирать останки ребенка в кувшин для последующего обряда захоронения.
Когда женщина, спотыкаясь и прижимая к груди кувшин с останками дочери,
пошла прочь через равнодушную к ее несчастью, веселящуюся толпу, я подумал,
что никакие обряды и молитвы не смогут помочь бедной матери. Даже если она
сможет оплатить хотя бы малую часть обряда бальзамирования, тень ее ребенка
никогда не обретет бессмертия в потусторонней жизни. Чтобы это было
возможно, труп должен быть целым и неповрежденным до начала бальзамирования.
Мне было очень жаль несчастную мать. Это моя слабость, я часто сожалею о
ней: я принимаю близко к сердцу заботы и печали каждого встречного. Мне было
бы легче жить, будь мое сердце тверже, а ум - циничнее.
Как всегда, когда печаль или горе овладевают мной, я достал свиток
папируса и начал записывать все то, что происходило вокруг меня: от действий
копейщиков, матери, оплакивающей ребенка, труда кожевников, снимавших шкуры
и разделывающих гиппопотамов и крокодилов на прибрежном пляже, до безумного
поведения пирующего и веселящегося народа.
Кто успел набить живот мясом и пивом, уже храпел там, где упал, не
чувствуя, как на него наступают те, кто еще может держаться на ногах. В
сгущающейся темноте люди помоложе и побесстыднее танцевали и обнимались
вокруг костров и совокуплялись, не обращая внимания на окружающих, под
прикрытием редких кустов и истоптанных зарослей папируса. Такое распутное
поведение является симптомом болезни, поразившей всю страну. Все было бы
иначе, будь у нас сильный фараон, а честные высоконравственные чиновники
управляли бы номом великих Фив. Простые люди всегда берут пример с тех, кто
выше них.
Хотя относился я к происходящему неодобрительно, моя кисть
запечатлевала все. Так просидел я около часа на полуюте "Дыхания Гора",
скрестив ноги и целиком отдавшись рисованию. Солнце опустилось и погасло в
Великой реке, словно факел. Лишь на воде остался медный отблеск заката, да
на западе виднелось багровое сияние, как будто загорелись заросли папируса.
Поведение людей на пляже становилось все более необузданным. Блудницы
быстро срывали куш. Я увидел, как пухлая и основательная жрица любви с
ярко-синим значком своей профессии на лбу повела от костра худого моряка,
вдвое меньше ее ростом. Там, в темноте, она сбросила юбки и опустилась в
пыли на колени, подставив ему монументальные дрожащие ягодицы. С веселым
воплем он набросился на нее, как кобель на суку, и скоро она тоже завопила,
как он. Я начал зарисовывать их игры, но света уже не хватало, и мне
пришлось оставить рисование.
Отложив в сторону свиток, я вдруг с испугом вспомнил, что не видел
госпожу с тех пор, как был найден мертвый ребенок. Я вскочил на ноги. Как я
мог допустить такую оплошность? Моя госпожа воспитывалась в строгих
правилах, об этом я позаботился. Она была хорошим и воспитанным ребенком и
полностью сознавала обязанности, налагаемые на нее законом и обычаем. Она
высоко ставила честь своей знатной семьи и свое место в обществе. Более
того, она, как и я, боялась рассердить своего всесильного отца. Разумеется,
я доверял ей.