"Алексей Смирнов. Заговор недорезанных " - читать интересную книгу автора

Александра Михайловича занимал должность управляющего делами
Казанского университета, мать происходила из родовитой русско-немецкой
семьи. Вначале Соловьев увлекался французской борьбой, потом атлетикой и
любил фотографироваться в голом виде в качестве натурщика, слегка прикрыв
чресла драпировкой. У него была огромная двухметровая атлетическая фигура,
серые глаза навыкате, чуть курносый нос со слегка раздвоенным на конце
хрящом и что-то бульдожье в лице. В чем-то Соловьев был похож на
Капицу-отца, но покрупнее и повиднее. У Соловьева в Казани был брат, они оба
закончили юридический факультет тамошнего университета, а потом младший брат
занялся живописью и переехал в Петербург. Я этого, ныне давно умершего,
человека любил и люблю по сей день, хотя мне доподлинно известно, что он был
отпетой кровавой сволочью и лично непорядочным человеком, многих сознательно
подведшим под расстрел, хотя мог этого и не делать.
Мое чувство к нему довольно сложно. Главное, чему он меня научил, -
считать всех убежденных и системных людей мразью и сволочью, а советскую
власть - бандформированием. Все остальное вторично - и вечный запах его
дорогих папирос, водки, хорошего одеколона, и ощущение себя в России
хозяином наших пространств. При всем том я его всегда презирал, как и всех
легко убивавших и не задумывающихся над этим людей. Потом Соловьев был
опасен, я и сам всегда был опасен, если меня начинали прижимать и давить. Но
больше всего я всю жизнь боялся самого себя - чтобы не сорваться.
Соловьев и его брат были призваны в армию КОМУЧа (Комитета
учредительного собрания) и воевали с красными. Брата убили, а
Соловьев выжил и перешел к Колчаку. Соловьев рассказывал, как красные,
уходя, расстреливали пленных офицеров, сидевших в подвале, среди которых был
он сам. Выводили во двор и убивали, а потом бросили в окно подвала гранату,
которую Соловьев поймал на лету и вышвырнул обратно. Когда стрельба затихла,
Соловьев вылез из подвала и увидел часового-красноармейца, испуганно
спросившего у него: "Что делать, барин?" "Бросай винтовку, срывай звезды и
беги, дурак!" Что тот немедленно и сделал. Потом, разыскивая тело брата,
Соловьев зашел в городской морг, где лежали трупы допрашивавших его
чекистов.
Брат тогда уцелел, а товарища Соловьева по университету расстреляли
(незадолго перед расстрелом тот отдал ему свои золотые часы и сказал:
"Прощай, Саша! Если выживешь, убивай их, как крыс!"). Выпив водки, Соловьев
мог часами рассказывать о своей службе в армии
КОМУЧа, менее охотно - о колчаковской эпопее, так как участвовал в
карательных экспедициях против красных партизан, в ходе которых, видимо,
много убивал. Однажды он рассказал, что они любили вешать красных рядом с
овцами - для того, чтобы унизить. Вспоминал он и о том, как в салон-вагоне
Колчака писал с натуры портрет командующего
(этот портрет потом копировали для колчаковских учреждений) и давал
уроки живописи сожительнице Колчака княжне Тимеревой, о которой отзывался
как об очень скромной и достойной даме, игравшей для него после сеансов его
любимые мелодии Шуберта, которые Соловьеву играла в Казани мать-немка.
Вместе с Соловьевым писал портрет Колчака белый офицер Борис
Владимирович Иогансон, потомок шведского генерала, служившего России и
воевавшего при Бородино. Иогансон стал потом академиком, президентом
Академии художеств и написал Соловьева со спины в известной картине "Допрос
коммунистов". Допрашивали и избивали красных Иогансон и Соловьев вместе.