"Олег Павлович Смирнов. Обещание жить " - читать интересную книгу автора

- Отставить болтовню!
Солдаты примолкают. Макеев думает: "Зачем же перепрыгивать через
взводного? Сказал бы мне, а уж я солдатам... И к тому же зачем так -
болтовня? Есть отличная армейская формулировка: "Отставить разговорчики!"
Заметьте: не болтовня - разговорчики".
У развилки рота начала разворачиваться, чтобы двигаться назад, и тут
Макеев увидел командира полка. Полковник стоял при дороге, в окружении
замполита, зама по строевой, начальника штаба, адъютанта, и разглядывал
проходящих. Всякий раз, когда Макеев сталкивался с ним, а сталкивался он раз
пять - полковник недавно прибыл взамен убитого майора, который командовал
полком аж от Ржева, - Макеев поражался: офицер в таком высоком звании
посажен на полк, и наград, наград-то сколько! А уж затем поражало лицо
полковника - выпуклые надбровья, бугристый лоб, крупный нос над тонкими,
сжатыми губами, тяжелый квадратный подбородок, мясистые складки у рта -
суровые, волевые черты. И глаза суровые, жесткие. Он стоял, расставив ноги в
хромовых сапогах-бутылках, уперев левую руку в бок, в правой зажал хлыст и
щелкал им по блесткому голенищу.
Скользнув глазами по колонне, задержался на Макееве, и тому показалось,
что они на миг утратили холодность и суровость, и лейтенант неизвестно
почему с поспешностью отворотился. Через несколько шагов с той же
поспешностью обернулся. Полковник все еще смотрел на него, но какое у него
было выражение, отсюда и в ходу не разберешь. Позы не изменил: рука в бок,
хлыст пощелкивает по голенищу.
Колонна двигалась по знакомым местам: пепелище на холме, подле пруда
березовая роща пятачком, такие на военных картах обычно именуются "Круглая",
взорванный льнозавод, кирпичная труба разрушена наполовину. Знакомо,
знакомо, уже проходили здесь. Почему в самом деле повернули вспять? Полковое
начальство заплутало? И почему так внимательно, пожалуй, заинтересованно
глядел полковник на него, лейтенанта Макеева? С чего этот интерес, вроде бы
доброжелательный? А полковник - колоритная фигура: орденов полна грудь,
звание высокое, следующее уже генеральское, а сидит на полке. Поговаривают,
будто он сюда назначен с понижением, погорел на чем-то. Будто прежде чуть ли
не дивизией командовал.
Ах ты, взводный, ах ты, лейтенант! Что уставился на меня? Знаю, отчего
уставился. Как же, любопытно взглянуть на комдива, превращенного в комполка,
по сути, разжалованного. Хотя звание сохранено. А мог и звездочки
недосчитаться. Все могло быть, когда попал в немилость.
За что?
Наверное, спрашивают это и в полку. Шила в мешке не утаишь, слушок
просочился о моем, так сказать, падении. Хотя та дивизия, с которой снят,
далеко, на 1-м Белорусском, все с ней связанное пришло со мной сюда, на 3-й
Белорусский фронт, в эту армию, в этот корпус, в эту дивизию, в этот полк...
В каждом взгляде - их я ловлю постоянно на себе - читаю: а-а, это тот
полковник Звягин, коего турнули за неспособность и безответственность.
Впрочем, какая уж тут безответственность! К ответу призвали. За что? А вот
как раз за неспособность командовать соединением. Потери большие допустил.
Лейтенант, хочешь знать правду обо мне? Я сам расскажу правду. С конца
начну. Командовал я дивизией. Сколько боев провел - был хорош. Ордена
давали, в приказах отмечали. И вдруг плох стал.
А получилось так: дивизия перешла от наступления к временной обороне, в