"Олег Павлович Смирнов. Барханы " - читать интересную книгу автора

сердцу. Это удивительная горечь, приглушавшая мысли про Киру и ребяток, про
отпуск на море и про Игоря Платоновича с супружницей, про нараставший зной и
вычурные очки Стернина - мысли нужные и не очень, и обострявшая одну,
наинужнейшую, - о нарушителях. О тех двоих, кого надо схватить. Во что бы то
ни стало.
Они торопятся уйти в тыл. Границу нарушили дерзко, без особых
ухищрений, и пролаз под проволочным забором выкопали дерзко, в открытую. Они
не могут не догадываться, что их следы будут обнаружены. На чем расчет?
Затеряться в пустыне и поскорей выйти к населенным пунктам, где есть
возможность укрыться: явка какая-нибудь? Или пойдут дальше, до железной
дороги, там в поезд - и ищи-свищи? Все это предположительно. Вооружены? Не
исключено. Молоды, сильны? Наверняка. Как поведут себя, когда их настигнем?
Абсолютно неизвестно. Нагоним - и поглядим, нагнать - программа-минимум.
Идти по следу придется в солнцепек, в безводье, а сколько - абсолютно
неизвестно. Давность следов - часа два, иными словами: нарушители от нас
километрах в десяти. И нам надо топать резвее их, тогда и нагоним. Доедем до
развилки дорог, станем на след - и вперед. Выложимся, ляжем костьми, но
нагоним. Ну а там уж финал. Мы готовы к любому обороту, ребята не дрогнут,
верю. Очень меня заботит сохранность следа. Ветер не столь уж порывистый,
однако может перемести след - песок же, и это будет худо.
- Подбавь газку, - сказал я шоферу.
Он гмыкнул, поглядел на спидометр, переключил скорость, и "газик"
замотало и затрясло еще шибче, и нас замотало и затрясло, как в качку. Я
ухватился за скобу обеими руками, автомат зажал коленями.
- С ветерком катим, - сказал Шаповаленко.
- Две шишки наставил на затылке, - сказал Стернин.
- Ничего, - сказал я. - Могу обнадежить: вот-вот пойдем на своих двоих.
Вернулись на грунтовку, разъезженную, ухабистую, - нас замотало как в
самолете на воздушных ямах. Я смотрел на мчавшуюся навстречу дорогу, по
обочинам верблюжья колючка, бело-желтые шары туркестанской смирновии,
высохшие стебли бозагана и яндака, и у меня было чувство: предстоящие поиск
и преследование находятся где-то в середке моей пограничной жизни; были
задержания и раньше, будут и позже, а это, нынешнее, - в середке, и оттого
оно приобретает некоторую символичность. Мудришь, Иван Александрович, сказал
я себе, умствуешь.
Приедем на место, сразу же свяжусь по радио с начальником отряда, он
уже в курсе. Что подскажет полковник, чем поможет? Одобрит мои действия или
буркнет: "Лапоточки плетем?" В его устах эти лапоточки - знак высшего
неудовольствия. Я очень дорожу мнением полковника, ибо очень уважаю его, он
знает службу и болеет за нее - это, собственно, и требуется от настоящего
пограничника, будь то рядовой или начальник отряда.
Многое зависит от владимировской Сильвы: как возьмет след, сколько
протащит нас, не утеряв его. Следов - два, собака будет идти по одному. Пока
следы недалеко друг от друга, это не проблема, но если они разойдутся? Этот
вариант не исключен, и полковник, видимо, подбросит отрядного инструктора с
собакой, кстати, отрядные собаки классом повыше Сильвы. А ту собаку, которая
отправлена на перекрытие границы, просто рискованно пускать по следу:
слишком уж молодая, неопытная. Хорош был покойный Метеор, не уступал
отрядным: смел, недоверчив, возбудим, злобен, острые чутье и слух, да будет
пухом ему землица - застрелен при задержании уголовника, уходившего за