"Олег Павлович Смирнов. Неизбежность (Дилогия, #2) " - читать интересную книгу автора

сверху вниз посматривают на пас, посмеиваются. И вдруг - машины автобата!
Нет, есть правда на земле, а на пебе бог! Смилостивился! Мы разглядывали
полуторки и "студебеккеры" - такие запыленные и такие прекрасные, - потому
что они были пустые! Для нас предназначенные! Раздалась команда: "По
машинам!"
Ее подхватили с редким единодушием, солдатики, смакуя, повторялп громко
и негромко: "По машинам, по машинам!", кто-то проверещал: "По коням!" - и
все с завидной шустростью, мешая друг другу, полезли через борта.
Толкаясь, давясь, рассаживались на скамейках, на дне кузова. Теснотища,
как в довоенной пивной.
Да что там пивная, раки и "Жигулевское"! Ерунда, сущие пустяки. Тем
более до войны было. А тут, в настоящий момент, - сказки венского леса,
дивный сон! Действительно, только в расчудесном сне пехотинец восседает в
автомашине, сверху вниз посматривает на мир божий. Но отчего бы и не
смотреть сверху вниз, если автомобиль везет тебя, уважительно встряхивая,
а твои ножки гудут, отдыхаючи. И километр за километром накручиваются на
колеса, а ножки твои отдыхают и отдыхают. Ах, здорово!
И не во сне это, ей-богу, наяву!
Я - как начальство - сидел в кабине. Шофер, узкоглазый с плоским,
приплюснутым носом бурят, крутил баранку, невозмутимо глядел на дорогу. Я
тоже глядел в лобовое стекло: степь, степь и дальние отроги. Проселок был
забит войсками и машинами. Да, здорово все-таки насытили армию техникой за
четыре годочка. Есть немало мотострелковых частей, где пехота вообще
посажена на колеса. А сколько мотоциклов, бронетранспортеров, самоходных
установок, танков легких, средних и тяжелых!
Нашу колонну остановил регулировщик с красным флажком:
пропускали танковую. "Тридцатьчетверки" одна за другой прогрохотали
мимо. Сила, папор, красота! Федя Трушин уверяет, что "Т-34" - лучший танк
второй мировой войны. Вполне возможно.
Говорят, что и штурмовик "ИЛ" - непревзойденный самолет.
Проходят, проходят танки, и гром их неудержим...
Этим грозным боевым машинам еще предстоят испытания, впрочем, как и
нам, - заключительные испытания второй мировой.
Не хочу, чтоб какая-то "тридцатьчетверка" горела, как горели они в
Кенигсберге, подожженные фаустпатронами. При штурме Кенигсберга пехота их
охраняла от фаустников, да, видать, не всегда надежно. В грядущих боях на
маньчжурской земле постараемся охранять надежней. Фронтовой опыт кое-чему
учит...
Танки прошли, и колонна автобата вновь тронулась. Сквозь ветровое
стекло нажаривало солнце, боковые - опущены, в кабине - дуновение сухого,
горячего воздуха, будто настоянного на пыльной полыни. Наш "студебеккер"
вползал на пологие склоны сопок, спускался в распадки; мягко покачивало,
убаюкивало. И я, привалившись к мускулистому, литому плечу шофера, грешным
делом начал подремывать. Пробуждался, вскидывался, отклоняясь от чужого
плеча, а через минуту снова дрема одолевала.
Но еще десяток километров - и нас высадили. Я пожал шоферу шершавую,
обветренную руку и толкнул плечом дверцу, шофер сказал вслед:
- Будь здоров, лейтенант.
Буду. Правда, фамильярничать с офицером ефрейтору негоже.
Но ефрейтор - из всемогущего водительского племени, коему многое