"Олег Павлович Смирнов. Неизбежность (Дилогия, #2) " - читать интересную книгу автора

Топай и старайся не отвлекаться. Уж если приспичило умствовать, то
думай: как благополучно довести своих солдат и самому дойти до конечного
пункта марша? Да ладно, дойдем как-нибудь. Европу прошли, пройдем и
Монголию. Ах, Монголия! Раскаленная земля, раскаленное небо. Воздух
обжигает легкие. Дышать невмоготу. Металл обжигает пальцы, если невзначай
дотронешься до автомата. Кажется: сквозь подошвы песок и галька жгут. И
еще кажется: чем дальше пройдешь по этому пеклу, тем скорей доберешься до
более прохладных мест. Это вряд ли светит - прохлада, но после марша будет
какая-то передышка, клянусь... клянусь здоровьем дочери - так говаривала
фрау Гарниц.
Как она там, в своей Германии, фрау Гарниц, как там ее Эрна?
Опять отвлекаешься? Вот уж поистине отвлекся от реальности.
Реальность - это четырехсоткилометровый марш, а немка, с которой
любился, и ее мамаша - словно мираж в монгольской степи.
А вот это не мираж: танки, пушки, автомашины, повозки, пехотные
колонны. Степь уже пахнет не полынью - бензином и соляркой. Бурая пыль
взвешена в воздухе, она покрывает все, что можно покрыть, занавешивает
отдаленные голубоватые сопки, а еще подале сквозь пыльную кисею
проглядывают синеющие вершины - не Хипган ли? Его предгорья? Таинственное
слово - Хинган. Таинственное и угрожающее. Там все будет решаться...
Солдатский разговор:
- От мы отмытаримся, отмучимся... Отвоюемся! За-ради наших деток...
Чтоб в мире жили, в благополучии...
- Дети, браток, это... это... Даже высказаться не могу, слов нету...
Чудо они заморское, дети! Скажешь, не так?
- Я тебе вот что скажу... У меня сынок от первой жены, скончалась в
тифе... От второй - дочка... Сын и дочка! Есть они на свете, и мне
ничегошеньки не страшно. За них в огонь-воду пойду!
- Мой пацаненок, Димка его зовут... так он обписывался по ночам.
Переживал он, бедняжка, аж плачет... А мне мальца до того жалко, что у
самого слезы наворачиваются. Лечили Димкуто, перестал писаться в кровати...
- А у меня сестренка, младшенькая, за два года до войны народилась...
Ну девка! Ну крикуха! Орет - не подходи! А я подойду, поцелую в пятки, и
Надюха успокоится... Никуда не позволяли целовать, окромя пяток.
Пухленькие, розовенькие, пахнут вкусно...
- У моего сорванца, у Жорки, завсегда "путанки" на голове.
Ну, это когда волосы сваляются, запутаются клубочком, не расчешешь.
Выдирать "путанки" больно... Жорка матери не дозволял, исключительно -
мне, я осторожненько выдирал... Ну, а волос у сорванца густой-густой и с
чего-то с рыжеватинкой...
А я подумал: "путанки" бывают не только в детских волосах, но и во
взрослой жизни.
От воспоминаний отрешиться не могу. Они всплывают со дна памяти и будто
клубятся надо мной. Может быть, из-за жажды вспомнилась река, которую
переплывал, драная от немцев. Это был еще сорок первый.
Так вот, на исходе августа, кажется, в какой уже раз попали в
окружение. Тыкались туда-сюда, везде немцы. Утром они прижали нас к
берегу. До полудня мы отбивались. Но немцы кое-где просочились к реке.
Надо было отступать, то есть кидаться в воду и плыть, если умеешь, на ту
сторону, а не умеешь - плыви на доске, еще как. Я завернул в плащ-палатку