"Олег Павлович Смирнов. Неизбежность (Дилогия, #2) " - читать интересную книгу автора

ротной колонны, не покидало неприятное ощущение, оставался какой-то
неприятный осадок: неладное нечто, не сулящее добра нечто привиделось во
сне. Еще в детстве мама растолковывала: еслн приснится, что ты в белом, -
к болезни. Что ж, выходит, все они заболеют - Глушков, Трушин и прочие? И
весьма странно, что приснилось: одетые в белоснежное исподнее, они идут в
походном строю. Нехороший все-таки сон...
Но солнце пекло, но жара давила и гнула, но жажда душила - словно
чьи-то горячие беспощадные пальцы стискивали горло, - и постепенно сон
отходил, мерк, как бы заволакивался степным маревом. Голова была
по-прежнему дурная, однако уже не с короткого, неосвежающего спанья, а от
жары; мысли, хоть и вялые, тягучие, были уже далеки от приснившегося: что
там нереальное чистехонькое, разглаженное бельишко, когда натуральное -
вот оно, просолилось, провоняло потищем! Кажется отчего-то, что и
солдатские слова солоны от пота, пахнут потом. Долетают обрывки разговоров:
- Земли тут бедные. Да и поливать чем? Воды нет. Бахчи не будет,
виноградника не будет. - Это Геворк Погосян, садовод, виноградарь, житель
благословенной Араратской долины.
Прав он, почвы не шибко богатые: то суглинок, то песок, и везде камни и
камешки. Чуть ветер - мельчайшие из них поднимаются в воздух, летят вместе
с желто-серой пылью. Береги глаза, это Глушков уяснил с первых часов
пребывания на монгольской земле. Сам уяснил и солдатам вдалбливал.
Окосеешь, как целиться будешь? Кстати, и оружие береги.
- Землица, скажем прямо, не то что у товарища лейтенанта на Дону. Или
где-нибудь на Кубани. - Голос Толи Кулагина, тоже специалист по сельскому
хозяйству, полевод, звепьевой, шишка на ровном месте. - Ее, землицу-то,
удобрять надоть. Минеральными удобрениями, а также, извиняюсь, дерьмом.
Гляньте, сколь в степях засохших коровьих блинов да конских яблок. Зазря
удобрения пропадают...
- У нас в Сибири на сильном морозе бывает: лошадь только что выбросила
из себя яблоки, так они сразу подскакивают. Как резиновые, как живые! С
морозу! - Свиридов.
- Конского и коровьего дерьма везде очень много, Кулагин правильно
говорит. Сколько б кизяка можно изготовить! Целую зиму топить, две зимы,
три зимы топить! - Это Рахматуллаев Шараф.
Головастиков говорит:
- А какие землячки за кордопом? То есть в Китае?
Ответствует всезнайка Вадик Нестеров:
- Богатейшие! Плодороднейшие! Особенно в речных долинах...
- А живут китайцы бедно, прямо-таки нищенски, - говорит другой
энциклопедист, Яша Востриков. - Феодализм, помещики, кулаки, иностранные
капиталисты... Десятилетиями грабят трудовой люд... А японские захватчики?
Они зверствуют, как немецкие фашисты! Жгут, расстреливают, насилуют...
- Вах, шайтаны! - От гнева у Рахматуллаева краснеют лицо, шея,
хрящеватые, без мочек уши. - Эксплуататоры! Агрессоры! Сосут соки из
парода. Издеваются!
- Вы мне скажите, - говорит Свиридов, - мы освободим Китай? Освободим.
А не придет ли кто заместо японцев? Какой другой оккупант. Когда мы
уйдем...
- Иль так-то не обернется - власть получат не трудящиеся массы, а
буржуазные паразиты? - Это Драчев.